разместивших свои лавки почти у самых ворот. Теперь они, отойдя в сторону, взволнованно обсуждали происшествие.
– Петр, ты видел, что творил этот служитель русских богов, этот… – Первый купец задумался, вспоминая трудное русское слово. – Как там он себя назвал?
– Волхв, волхвом он себя назвал, любезный Фока, – поспешно откликнулся второй.
– Да, именно волхв, очень сильный волхв, – продолжил задумчиво первый. – Если он пройдет к князю Мстиславу и смутит его веру в нашего бога, то нам будет трудно, очень трудно подчинить себе русов.
– Наши люди в княжеском замке сказывают, – робко заговорил Петр, – что старшая дружина князя недовольна и хочет отложиться от нашей истинной веры.
– Мы не должны допустить этого, – заволновался Фока. – Страшно подумать, что будет, если русы снова станут поклоняться этому, как его…
– Перуну, любезный Фока.
– Да, именно Перуну. – Первый купец провел ладонью по лбу, словно пытаясь согнать вместе с мухами тяжкое бремя склероза. – Нет более страшных врагов для империи, чем эти русы, когда они верят в своих богов.
Он взял рукой, усыпанной золотыми перстнями, Петра за локоть, чтобы придать своим словам особую важность:
– Я знал воинов, которые дрались с русами Святослава под Адрианополем [9]. Иоанн Цимисхий послал тогда против десяти тысяч русов сто тысяч лучших воинов империи! Не многие из этих ста тысяч остались в живых, в ужасе спасаясь бегством. И все потому, что воины русов были заговоренные этими…
– Волхвами, любезный Фока.
– Да, волхвами. Я думаю, что из-за этих волхвов их воинов нельзя было поразить ни мечом, ни стрелой, хотя русы дрались без доспехов, обнаженные по пояс. А бьются они с двумя мечами в руках и, двигаясь быстрее молний, убивают наших лучших воинов, как беспомощных ягнят.
– Неужели все так страшно?
– Страшнее, чем ты думаешь, Петр, – стискивая пальцы с перстнями на локте, продолжал мудрый Фока. – Воины, которых я знал, прежде били и арабов, и франков. Они мне говорили, что сам бог войны вселяется в этих русов, когда они идут в бой… Ты понимаешь, что нам грозит, если этому волхву вдруг удастся вернуть им старую веру?!
Второй купец сосредоточенно молчал, испуганно округляя глаза.
– Сейчас наш человек на воротах, этот русский христианин, не пропустил этого…
– Волхва, любезный Фока.
– Да, этого волхва, но он ведь на этом не успокоится, – закончил свою мысль первый. – Он будет снова пытаться попасть к Мстиславу. Поэтому ты, Петр, пойдешь сейчас в корчму и спросишь купца Михаила. Это декарх синодиков[10]. Скажешь, чтоб послал пару своих головорезов убрать этого…
– Волхва, любезный Фока.
– Проклятье! Да знаю, что волхва! – занервничал первый. – Я же пойду в город и поговорю с отцом Федором, чтобы он подготовил наших сторонников. И давай поспешай.
Купцы разошлись в разные стороны. Первый отошел к своей палатке, накинул на плечи черный плащ с капюшоном, вытащил откуда-то старую клюку и, подпоясавшись веревкой, заковылял к воротам города.
– Монах я странствующий, – запел первый елейным голоском, едва его попытались остановить. – Ищу благословения у отца Федора, для паломничества по святым местам.
– Ищи себе благословения в другом месте, – было заговорил молодой стражник.
Но Черный быстро пришел единоверцу на помощь:
– За что обижаешь святого человека, пусть идет; что мы, звери, что ли, какие.
Византиец прошмыгнул за ворота и быстро засеменил к приземистой церкви, купол которой тускло маячил над крышами невысоких домов.
Велегаст тем временем шел по дороге, прижатой северной стеной острога к обрывистому склону, под которым желтела полоска пляжа. Ветерок приносил оттуда соленый запах водорослей и мерный шелест сонной волны, со вздохом ласкающей берег. Вдруг его рука, сжимавшая посох, ощутила странное жжение. Волхв резко остановился.
– Что, что случилось? – встревожился отрок.
– Сварог нас упреждает, – отвечал старец, сдергивая с набалдашника тряпицу, которая закрывала огромный самоцвет. – Беда нам грозит.
Почти одновременно они обернулись и увидели, как следом за ними по дороге скачет пара лошадей, запряженная в крытый возок. Старец схватил юношу за руку и быстро потащил его за собой, направляясь на небольшой мысок, вытянувший к морю узкий земляной нос. У основания мыса волхв прочертил посохом по сухой земле черту и, прошептав заклинания, двинулся дальше. Там, где земляной клин сузился настолько, что на нем с трудом могли стать только двое, они остановились. Как раз в этот момент возок остановился, немного не доехав до того места, где волхв и отрок свернули с дороги. Возница, крепкий чернобородый мужик, быстро соскочил на землю и пошел вперед, высматривая след на пыльной дороге. Следом за ним из возка выскочил очень высокий и длиннорукий напарник. Видно было, что эти люди знали толк в своем ремесле; они быстро нашли нужные им следы и безошибочно пошли в нужном направлении. Но шли эти двое так, словно не видели стоящих на краю мыса людей. Беспокойно оглядываясь вокруг, Чернобородый и Длиннорукий все же дошли до черты, оставленной посохом волхва. Посмотрев в глубокие земляные расселины справа и слева, Чернобородый все же переступил черту.
– Вот они где! – вскрикнул он удивленно.
В руках Чернобородого и Длиннорукого мгновенно появились острые ромфеи – короткие византийские мечи для наемных убийц.
Глава 2
Пощады нет
Ворон мчался на врагов, выпрямившись в седле во весь свой немаленький рост. Такая посадка позволяла в случае опасности либо пригнуться вперед, либо откинуться назад, уходя от стрел или копейных ударов. Щит он уже сдернул со спины и перехватил его в левую руку, черное корзно, скатанное на спине валиком, распустил, дернув завязки. Поток воздуха подхватил легкую ткань, и за спиной Ворона забилось, затрепетало черное пламя, мелькая в хазарских глазах ложной мишенью.
На какое-то время хазары просто опешили. Один против шестерых! Что это за воин, если он сам ищет битвы? Сечься с русами степняки не любили, и недобрые предчувствия холодом безотчетного страха легли на их темные души. Но через секунду они уже снова гикали по-своему и, готовясь к ближнему бою, выхватывали из-за спин длинные копья. Конный полумесяц, ощетинившись сталью клинков на длинных древках, должен был, как аркан, захлестнуть отважного руса, поразить его сразу со всех сторон. Нет такого воина, который уклонится от многих ударов, нет такого доспеха, который не пробьет копье при встречном ударе несущихся во весь опор всадников. Без сомнения – рус обречен, и нет смысла сеять по степи дорогие стрелы, если враг сам ищет смерти.
Но Ворон только усмехнулся, глядя на расставленные для него копейные сети, и повернул коня правей полумесяца, словно пытаясь проскочить мимо него. Хазары радостно заулюлюкали, инстинкт степного охотника сработал сам собой и теперь веселил кровь, обещая погоню с облавой. Конный строй начал сминаться, вытягивая копейное щупальце на перехват уходящей добыче.
Спрессованные бешеной скачкой секунды пронеслись, как один миг. Ворон гнал своего коня прикрыв левый бок щитом, словно и не замечал стремительно летящий ему наперерез острый наконечник хазарского копья. Еще чуть-чуть, и сокрушительный таранный удар неизбежен. Но тут разведчик снова резко повернул
