принадлежностью, нам в номер звонил русскоязычный ночной мотылек, и нетрезвая Кузнецова не сразу послала его туда, куда он нас приглашал, а сначала заинтересованно прослушала подробнейший перечень предлагаемых интимных услуг и даже сделала бескорыстную попытку поторговаться. Что поутру мы бегали поплескаться в бассейне, где не столько плавали, сколько строили глазки мужикам и продолжали это делать за завтраком…
Знатный ревнивец Кулебякин, слушая разболтавшегося Зяму, все больше каменел лицом, а я все ниже опускала голову. Вот правду говорят, что людям свойственно судить о других по себе! С точки зрения тупых развратных горничных, наше с Инкой поведение выглядело как-то уж очень некрасиво. Убить Зяму, накопавшего столько компромата, хотелось все сильнее.
Впрочем, в большой навозной куче никчемной информации попалось одно жемчужное зерно. Его тренированным взглядом высмотрел наш опытный опер.
– Стоп! – Он поднял руку, оборвав Зямин чрезмерно обстоятельный рассказ. – Повтори, что ты сейчас сказал.
– Я сказал, что Инка интересовалась у горничной, где в Вене можно недорого и без проблем взять напрокат автомобиль, а что? – послушно повторил Зяма. – Глупое женское любопытство, Дюха в своем обычном репертуаре. У нее и прав-то нет!
– Ошибаешься. – Некультурный мент напоследок особенно крепко дал по сопатке Моцарту, со скрежетом отодвинул стул и встал. – Есть у твоей сестрицы водительские права, я сам помогал ей их оформить. Это был мой подарок на Восьмое марта.
– Кто бы мне такой подарок сделал, – завистливо пробормотала я.
Я давно мечтаю переквалифицироваться из пешеходов в автомобилисты, даже гараж уже купила и водить почти научилась, но никак не сдам теоретический экзамен в ГАИ. Вроде все вопросы знаю (и ответы на них тоже), а как начну решать задачки – обязательно запутаюсь. Вот и у Инки была та же самая проблема, только еще более трудная, потому что она самостоятельно решать ничего не хочет, норовит по старой школьной привычке списать у соседа по парте.
– Еще только один вопрос! – пророкотал Кулебякин, нависая над столом. – Что ответила та горничная на этот Инкин вопрос? Где в Вене интурист может легко, быстро и дешево арендовать автомобиль?
– Тоже интересуешься? Правильно, пешком ходить неохота, а на такси тут разориться можно, – сказал Зяма, всматриваясь в собственные каракули. – Вот я тут записал адресочек одной конторы, ее хозяин из бывших наших, поэтому он не так жестко, как местные, проводит границу между законным бизнесом и не очень. Вообще-то, иностранному туристу взять напрокат машину не так просто, но с этим добрым дяденькой всегда можно договориться. Черт, да как же эта улица называется, не разберу? Грузин, не грузин…
Венская улица имени какого-то грузина – это интриговало. Мы с Кулебякиным, едва не столкнувшись лбами, заглянули в бумажку. Я и Зяма затянули по слогам, как пара малограмотных дьячков:
– Грю-зин-ге-стра…
– Грюнзингештрассе! – уверенно провозгласил наш немецкоязычный капитан. – В переводе – «Улица Зеленого Кольца».
– Название звучит очень романтично! – мечтательно улыбнувшись, заметила я.
– Значит, само место окажется жуткой дырой! – сказал прожженный циник Зяма.
Увы, он оказался прав. Грюнзингештрассе, найденная исключительно благодаря интуиции нечистопородного австрийского таксиста из Сенегала, поразила наше воображение заодно со зрением и обонянием: это была извилистая улочка, очень похожая на сточную канаву. С одной ее стороны тянулся стилистически чуждый Вене среднерусский забор из покривившихся серых досок, а с другой – стояли подслеповатые двухэтажные домишки, напоминающие допотопные чугунные утюги, выстроенные тесным рядком. Я бы предпочла, чтобы мусорных баков на этой улице было поменьше, а исправных фонарей – побольше. Никаких причин подарить сему малоприятному местечку красивое название «Улица Зеленого Кольца» я лично не нашла. Единственное кольцо, которое я там увидела, было свернуто из толстого телевизионного кабеля, пропущенного сквозь спицы заднего колеса велосипеда. Провод змеился по чахлому газону и уходил в кусты зеленой изгороди.
Пока я рассматривала эту примитивную противоугонную систему, с чувством глубокого превосходства вспоминая свою собственную велоцепь, Кулебякин успел сориентироваться на местности и найти нужный нам номер. Хотя час, по нашим русским меркам, был еще не поздний – без каких-то минут девять вечера, в доме, похоже, уже спали или готовились ко сну. В окнах второго этажа не было света (а в первом этаже не было окон).
Простые правила приличия требовали, чтобы мы перенесли разговор с хозяином этого сонного царства на завтра, но с учетом серьезности ситуации даже я без раздумий наплевала на этикет. Мальчики тем более не деликатничали, они зашумели, точно дружина Вещего Олега у ворот Царьграда. Щитов к воротам, правда, не приколачивали (просто не было с собой щитов), но дощатую калитку кулаками побили изрядно и ржавую решетку ограды потрясли до основания. При этом Кулебякин отрывисто покрикивал по- немецки:
– Герр Крамер! Битте, герр Крамер!
Зяма вторил ему на подозрительной смеси языков:
– Герр, слышь, ты, герр?
А я, как бедная родственница, взывала по-простому, на не замутненном русском народном:
– Дядь Миша! Ау, дядь Миш!
Ответ мы получили минут через пять.
8
– Проклятые русские!
Фрау Кох сердито выругалась и слишком энергично вонзила иглу в суровую ткань, затянутую в пяльца.
– Магдалена, дорогая, не надо так нервничать! – примирительно сказал герр Кох, не поднимая головы.
Фридриха Коха господь наградил кротким голубиным нравом и – очевидно, для компенсации – женушкой с диаметрально противоположным характером. Герр Фридрих всех любил, фрау Магдалена всех ненавидела. И если на протяжении многих лет ее глубочайшая неприязнь к представителям вида Хомо Сапиенс была абстрактной, то в последние годы она конкретизировалась и сфокусировалась на личности нового соседа Кохов – Микаэля Крамера.
Крамер, которого его многочисленные русские родичи и знакомые запросто звали дядей Мишей, по мнению фрау Кох, был отпетым негодяем, по которому австрийская тюрьма не просто плакала, а рыдала в полный голос с мелодичными тирольскими переливами. Крамер официально числился безработным, но чувство благодарности за исправно выплачиваемое ему пособие не мешало беспринципному дяде Мише бесконечно устраивать какие-то сомнительные дела и делишки. Причем он не ограничивал свою полуподпольную деятельность никакими временными рамками и принимал клиентов днем, ночью и даже в выходные дни, чего ни один порядочный гражданин делать не должен. За высоким забором во дворе дяди Миши то и дело бодро стучал молоток, гулко гремело железо, натужно жужжали электроинструменты и победно взревывали автомобильные моторы. Фрау Кох, сознавая свой гражданский долг, не единожды уведомляла о происходящем безобразии местные власти. Однако проныра Крамер всякий раз умудрялся внушить проверяющим, что машины, бесконечной чередой курсирующие через его домовладение, принадлежат его братьям, зятьям и сватьям, которым он помогает с мелким автомобильным ремонтом совершенно бескорыстно, исключительно по-родственному. Фрау Кох не сомневалась, что ее соседушка подкупил кого надо в полиции и в мэрии. В противном случае власти давно должны были понять, что таким количеством родни дядя Миша мог располагать только в том случае, если абсолютно все женщины его фамилии на протяжении нескольких поколений заслуженно получали звание мать-героиня.
– Ладно, предположим, что их действительно так же много, как тараканов! В конце концов, общеизвестно, что именно нищие имущественно и духовно размножаются особенно охотно, – разорялась
