Федосея это несколько покоробило, но он сдержался. Интеллигент. С такого и спрос небольшой. Не класс все-таки, а так, прослойка… Ковать такого да перековывать.
Можно было бы промолчать – сказал человек глупость, ну и ладно, но не чужим человеком оказался немец. Тем более не злобствовал человек – заблуждался. Такого вот и надо поправлять.
– Пролетарский писатель товарищ Горький, Алексей Максимович, не зря сказал: «Если враг не сдается – его уничтожают!»… Да как тут договариваться, если они очевидного не признают – верховенство класса пролетариев? Вот аппарат ваш кто сделал? Рабочие! Все, что вокруг нас есть, все рабочие руки сделали! Костюм вам сшили, еду сготовили.
Эти слова заставили профессора отвлечься от аппарата, и он с благожелательным любопытством поинтересовался:
– А если б я этот аппарат в своей голове не придумал, было бы что рабочим собирать?
– Так вот как вы вопрос ставите…
– Да вот так!
– А тогда еще проще, – откликнулся Деготь, вклиниваясь в разговор. – Вот вам, профессор, когда карандаш отточить нужно, вы что делаете?
– Точу!
Деготь глянул на Федосея.
– И на помощь никого не зовете?
– А зачем?
– Вот и я к этому клоню. Получается, что все, что человеку реально нужно, он вполне в состоянии сам сделать. Вон у нас в Гражданскую деревня сама по себе жила, безо всякого города…И не пропала… Выжила.
– Не пойму я, коллеги, вашей аллегории.
– Да тут и понимать нечего, Ульрих Федорович. Нет тут никаких аллегорий. Аппарат вы придумали, а построить-то сами не можете. Нужных умений не хватает. Поэтому интеллигенция к рабочему классу на поклон и идет. Сделайте, помогите… А простым рабочим этот аппарат не особенно-то и нужен… Так что, профессор, интеллигенция в нашем с вами лице без рабочего класса пропадет. А рабочий класс и сам прокормится, и интеллигенции пожить даст.
Профессор ничего не ответил, да Федосей и не ждал ответа. По всему видно было, что хоть и растет сознательность у немца, но еще тянуться ему и тянуться до понимания классовой сущности современной жизни…
Тот ощутил что-то похожее и перевел разговор на другое.
– А вам повезло, товарищ Малюков. Повезло. Можно представить, что случилось бы, если б вышел из строя не руль, а регулятор тяги.
Поглаживая перебинтованную руку, Федосей ответил:
– Ну и слава Богу… Мне хватило и руля… Не хватало еще и…
Он был рад перемене темы.
– А что бы вышло? – поинтересовался Деготь, тоже поглаживая щербины от пуль на боку аппарата.
– Он поднялся бы в космос.
Ни тот ни другой не поняли угрозы.
– И?
– И замерз бы там или задохнулся…
Они переглянулись.
– А как же вы сами собираетесь туда летать?
– Это, друзья, отдельный разговор. Нужно будет сделать одежду, наподобие водолазного скафандра… А уж только тогда!
Разговоры о космическом полете последнее время стали коньком профессора. Все беседы сворачивались теперь к этому.
Они вышли за ворота ангара, оставив профессора мысленно переживать штурм космических далей. Отойдя шагов на десять, Деготь вполголоса спросил:
– В особом Отделе отметился?
– А то… Исповедался…
– Думаешь, случайность?
Федосей покачал головой.
– Там люди с головой работали… И с размахом. Ко всему были готовы.
– Кроме тебя.
– Да. Меня они там встретить точно не ожидали. Там, как я понял, профессора ждали.
Деготь оглянулся на закрытую дверь.
– Мне почему-то кажется, что за нас, наконец, взялись серьезные люди.
– Убережемся.
– Мы-то убережемся. Профессора бы не потерять. Его голова двух наших стоит.
…Человек в картузе и потертом пиджачишке неспешно шел по бывшей Губернаторской улице, стараясь не выделяться из потока людей. Руки в карманах, улыбка на лице. Он шел по краю тротуара, глядя вперед, а мимо проскакивали автомобили, катили пролетки. Рано пожелтевшие березы роняли листья, а он смотрел на все это и улыбался, потому что знал будущее.
Во всяком случае, самое близкое.
Люди спешили на завод, и он спешил вместе с ними.
Их ждали трудовые свершения, и его тоже…
Только их ждали молоты и клещи, а его – старая водокачка и винтовка.
В недавнем прошлом ротмистр уланского полка Валерий Петрович Чистяков и так считался неплохим стрелком, но чтоб свести случайности миссии к нулю, сегодня ему предстояло воспользоваться винтовкой с оптическим прицелом.
Один патрон, один выстрел, один немец. И будет решена одна большая проблема для одной страны и для одного человека.
На перекрестке Ленина и Пролетарской ротмистр оглянулся, мечтательным взглядом пробежав по спешащим к станкам пролетариям.
Ни одного косого или заинтересованного взгляда.
Слежки вроде бы не было. Хотя он понимал, что в разномастной толпе углядеть ее трудно. Ее можно только угадать или почуять.
Достал из кармана часы.
До того момента, когда он должен будет взять в руки винтовку и нажать на курок, оставалось минут десять. Три минуты – забраться наверх, еще пара минут – привести винтовку в рабочее состояние и… Все. Один выстрел и… Британия. И не голышом бесштанным, а вполне обеспеченным человеком…
Ноги сами несли его уже хоженым маршрутом туда, где ждало исполнение желаний.
Пройдя двором, мимо натянутых хозяйками веревок он влез на кучу досок, оставшихся тут еще, верно, со времен Гражданской и…
Перед водокачкой стоял милиционер.
Уверенно так стоял, спокойно…
Ротмистр, не замедляя шага, пошел дальше, словно и дел тут у него никаких не было. Встречаться с милицией в этот день было явно лишним, но бравый защитник пролетарского правопорядка в белой форменной одежде и шлеме, похожем на буденновку, сам взмахом руки подозвал его. Само появление такого красавца на этом безлюдном грязном дворе было нелепостью.
– Здравствуйте, гражданин. Документики позвольте…
Широко улыбаясь, ротмистр сунул руку в боковой карман, потащил бумаги. Хорошие бумаги, правильные…
– Здравствуйте… А что случилось?
Он оглянулся. Милиционер был один. Непохоже это было на засаду.
