странно, но еще страннее, что он использовал европейские метры, а не родные футы.
Наслаждаясь его растерянностью, мистер Вандербильт добавил:
– Скажите честно… Вы не поверили газетчикам?
– Помилуйте, кто же сегодня верит газетчикам?
– Напрасно…. Но у меня есть то, что скорректирует вашу точку зрения.
– Что же?
Из папки, что принес с собой, он вытащил несколько листов.
– Сегодня, Генри, я устрою вам день чудес и кое-что покажу…
Он раскрыл замшевый бювар, испытывая чувство коллекционера, уверенного, что знаток оценит то, что он захочет тому показать. Миллионер перебрал несколько листочков, выбирая с чего начать, удовлетворенно кивнул.
– Вот, например, копия письма, направленная одним немецким ученым господину Сталину. Почитайте…
Листы легли перед Госсекретарем.
Пять минут тишины… Потом Госсекретарь поднял на него взгляд, в котором недоумения было куда больше, чем обеспокоенности.
– Это же бред. Вы верите в это?
– Если б я в это не верил, – назидательно сказал гость. – Вряд ли я знал бы высоты Килиманджаро, Монблана и Арарата. Более того, мне кажется, что я знаю, где они готовили свой удар!
Это была наживка, но господин Госсекретарь не проглотил ее. Он долго молчал, постукивая костяшками пальцев по пачке газет. Он не мог верить в частности, если не верил в самую идею, что предлагал миллионер. То, во что ему предлагалось поверить, не укладывалось в голову. Это подкреплялось какими-то документами и логикой, это казалось правдоподобным… Но это не могло быть правдой. Просто не могло, ибо если в том, что говорил гость, нашелся хотя бы обломок правды, то понятная картина мира превращалась в какую-то импрессионистскую мазню…
– Вы хотите сказать, что большевики собирались построить на одной из Тибетских вершин стартовую эстакаду для запуска ракеты на Луну?
Мистер Вандербильт кивнул и тут же увидел, как переменились глаза. Только что они были серьезно- внимательные, но миг пролетел, и там появилась насмешка.
– Не уверен, что все обстоит именно так… – наконец решился сформулировать мучившую его мысль Госсекретарь.
Голос его стал суше. Он на миг представил, как приходит к Президенту и на полном серьезе рассказывает тому о замыслах большевиков… Как человек здравомыслящий он отдавал себе отчет в том, что подумает Президент. И что скажет. И что сделает.
– Наша разведка не подтверждает этого.
– У нас нет разведки. Вы ее уничтожили…
– Я?
– Госдеп. После того как у вас в Госдепе решили, что «джентльмены не читают чужие письма», для нас все кончилось… Этими словами ваша контора похоронила МИ-8.
– Вы не совсем правы, мистер Вандербильт… Кроме упомянутого МИ-8, у нас все-таки кое-что осталось.
– Именно что «кое-что»…
– Ну уж если разведывательные подразделения Департамента Флота, Военного Департамента и Казначейства для вас мелочь… А Гувер со своим ФБР?
– Бросьте… Никто из них не работает сейчас против Советской России. Да, конечно, вы правы. Де- факто они существуют, но больше решают вопросы экономики, а не политики…
Потоки слов сводились берегами миллионерской логики в одно русло – большевики хотят захватить Луну и оттуда уничтожить Западную цивилизацию… Мистер Стимонс понял, что миллионер одержим. Эта мысль принесла облегчение, расставив все по своим местам. Одержим идеей спасти Человечество от большевиков и если его не остановить, то он с неумолимостью морской волны станет стучаться в двери Белого дома со своими безумными идеями, вместо того, чтоб попытаться понять, что на самом деле задумали большевики… Госсекретарь жестом остановил гостя. Он уже знал, что следует сделать.
– Хорошо, мистер Вандербильт. Что вы хотите от меня?
– Двух вещей. Доведите мою обеспокоенность до Президента и дайте выступить перед комиссией Конгресса по разведке.
– Хорошо, мистер Вандербильт, – отозвался Госсекретарь. – Вы просите немногого. С Президентом я переговорю на следующей неделе, но вот что будет после… Это решит только он.
СССР. Калуга
Январь 1929 года
… Цандер бывал в этом доме.
Старый, но не ветхий двухэтажный дом в Калуге семья Циолковского занимала уже очень давно, еще, кажется, с довоенного времени. Дом стоял посреди сада, и летом над зеленеющими кронами поднимался второй этаж, где гениальный самоучка создал себе лабораторию. Сейчас же заснеженный дом казался вымершим. Только где-то во дворе глухо лаяла собака. Гость протоптал в свежевыпавшем снегу дорожку до калитки, смел снег с костяной ручки.
– Константин Эдуардович! Вы дома? Можно к вам?
Слова сорвались с губ клубами пара. Холодный был февраль, трудный.
– Дома, дома.
Женский голос с первого этажа заставил его опустить голову. Скрипнула дверь. Полная женщина в накинутой на плечи шубе смотрела на него с высокого крыльца. Смотрела без удивления. Цандер понял, что таких вот энтузиастов межпланетных путешествий ходит к хозяину немало, и женщина приняла его за одного из них.
Подумав об этом, он улыбнулся.
Не так уж она и была не права…
– Входите. Наверху он. Поднимайтесь… Вы из Москвы?
– Да. Я Цандер. Из Москвы.
Потеряв к нему интерес, женщина махнула рукой в сторону лестницы.
– Там он…
Следуя жесту, он поднялся на второй этаж. Ничего тут не изменилось. Гений жил в окружении своих материализованных идей. Модели механизмов и аппаратов, придуманных провинциальным гением, лежали, висели, стояли по всей комнате. Места тут хватало только для стола, сундука и плетеного кресла. Сбросив пальто на сундук, потирая руки с мороза, пошел к хозяину.
Глуховатый гений узнал его и направил на собеседника слуховую трубу, отодвинув недопитый стакан с чаем. Цандер и сам наклонился вперед и прокричал прямо в медное жерло.
– Константин Эдуардович! Вы меня слышите?
– Говорите, – отозвался Циолковский. – Говорите, Фридрих Артурович.
Подгоняемый временем, московский гость рассказал об общих знакомых, передал несколько немецких и австрийских журналов, а затем приступил к главному.
– Константин Эдуардович. Я пришел поговорить с вами о вашей идее космической станции.
Хозяин наклонился поближе. Удивление, с которым он посмотрел на гостя, говорило о том, что он подумал, что ослышался. Москвич подтверждающе закивал – все правильно. Старик выпрямился, откинувшись к спинке.
– А не рановато? По моим расчетам время станций наступит еще не скоро…
– Ошибаетесь, Эдуард Константинович. Не забывайте, в какой стране мы с вами живем… Тут время сжато и ускорено.
