…Когда они пришли в себя, рядом не оказалось ни замка, ни людей. Хайкин поднялся на ноги, но его повело в сторону, и он не удержавшись, сел обратно. В голове гудело, в глазах мелькали звезды. Выплюнув песок он спросил:
— Что это было? А? Что?
Спросить было у кого. Рядом Белоян тряс медвежьей башкой. Из шерсти сыпался песок, вылетали мелкие камни. При этом он тихонько порыкивал. Задумчиво, словно интересовало его сейчас совсем не это, он отозвался.
— Простая вещь. Редкая, но простая… Зеркало Пихонги называется. Не слыхал? Отражает любое колдовское действие.
Журавлевец отрицательно тряхнул головой и оттуда также полетел камни разный мусор.
— А я раньше слышал — теперь видел. Редкость.
Хайкин, наконец, поднялся и закрутил головой, оглядываясь.
— А замок где? Гаврила? Друг твой на ковре? Талисман, в конце концов?
Каждый следующий вопрос получался у него все громче и громче.
Киевский волхв нашел силы подняться и стал отряхиваться.
— А что им всем сделается? — удивился он. — Талисман на месте остался, у Гаврилы. Сам замок, пожалуй, тоже уцелел на прежнем месте. А друзья наши, что один, что другой…
Он вздохнул в этот раз серьезно.
— Вот на это никто сейчас ответить не сможет. Зеркало Пихонги, однако.
Глава 34
Несколько долгих мгновений Гаврила лежал, соображая, что случилось. Только что перед глазами были стены сокровищницы, сверкание золота, звездное небо над головой, и вдруг — темнота и тишина…
Неужели убили?
Чуть-чуть пошевелил руками и под пальцами заструился песок. Песчинки зашелестели, словно ветер тронул невидимые листья.
Нет. Жив!
Он прислушался к себе.
И даже ничего вроде бы не болело. Приятная неожиданность.
Несколько мгновений Гаврила думал о том, как мог тут очутиться, и только припомнив все, — и ковер-самолет и огненные шары и вернувшегося некстати Хозяина прислушался. Сквозь слой песка ничего не было слышно, но, похоже, что там, наверху все кончилось. Земля не дрожала, не слышно было ни взрывов, ни криков.
Пробив головой слой песка, он оглянулся.
Из всего того, что он видел несколько мгновений назад, неизменными тут остались только ночь, лежащий навзничь месяц да пустыня. Ни сокровищницы, ни замка рядом уже не было. Сделав шаг вперед, споткнулся обо что-то, наклонился. Под ногами блеснуло, и он, присев, рукой сбросил песок с тусклого блеска.
Он стоял посреди ночи, один одинёшенек, не представляя, как это он тут очутился и в какой стороне остался Замок с боевыми товарищами. От недавнего великолепия сокровищницы вокруг ничего почти не осталось. Меч он ухитрился удержать в руках (сказалась-таки Мусилова выучка!), щит лежал рядом, да еще каким-то чудом занесло сюда вместе с ним часть лужи, в которую превратилась одна из золотых куч. Теперь рядом с ним полузасыпанный прахом лежал плоский золотой слиток с приваренными к нему на тонких золотых проволоках золотыми же шариками…
Гаврила стукнул по нему кулаком. Золото ему не чудилось — и то хорошо. Хоть какя-то из всего этого польза.
Если колдовство срывается с цепи, словно бешеный пес, то от него следует бежать быстрее, чем от настоящего бешеного пса.
Никто этого Гавриле не объяснял, но и сам чувствовал, что чем дальше он окажется от колдунов и колдовства, тем спокойнее будет его жизнь. В доброту Джян-бен-Джяна он уже не верил. Оказывается, что не все такие как Гольш. Разные, оказывается, бывают волшебники-то.
Самым разумным было бы уйти отсюда.
Он бы и ушел бы подальше, только знать бы куда.
Кусок золота, что лежал рядом, оказался тяжелым, и таскать его по пустыне туда-сюда ему не хотелось. Проще было бы дождаться утра и посмотреть с какого-нибудь бархана окрестности, а то ведь вместо гор можно было вернуться обратно к замку и рассерженному волшебнику. Доказывай потом такому, что все получилось случайно…
Масленников обежал глазами виднокрай. Везде звезды спускались так низко, что казалось, царапали лучами песок, оставляя на нем свои следы, и только в одном месте они куда-то пропадали.
Гаврила привстал на цыпочки.
Так и есть. Где-то далеко-далеко между небом и песком стояло что-то плотное, не дававшее звездным лучам коснуться земли. Где-то там, на песке стояло нечто, отличное от песка, засыпавшего землю до самого виднокрая.
Он сел, прикидывая, сколько же туда придется идти, потом представил себе палящее солнце, жажду, ни клочка тени вокруг на тысячу шагов и поднялся. Дойти до темной полоски ночью было гораздо приятнее, нежели днем. А идти туда, это-то он понимал преотлично, все равно придется.
Меч за спину, туда же и щит… В золотой блямбе оказалось довольно удобное отверстие, в которое можно было без труда просунуть ладонь. Лучше бы, конечно повесить его на спину, а щит нести в руках, но не было у него не ремня ни веревки…
До скал он добрался аккурат к рассвету — тот застал его поприщах в десяти от них.
Ночная дорога была не короткой, но приятной — он помнил дневную жару и мог сравнить ее с ночной прохладой.
Всю ночь каменные громады потихоньку вылезали из-под земли, и Гаврила проникся к ним почтением. Из-за вставшего за ними солнца они казались черными. Он вошел в тень и несколько вздохов ничего не видел. Когда глаза привыкли к полутьме, он поднял голову. Скала уносилась вверх, раскалывая небо. Высота её не ужасала, но лезть вверх не советовала. Немного постояв, Гаврила пошел вправо, зорко поглядывая по сторонам.
Стараясь не отходить от камней, он прошел поприщ тридцать, пока не солнце не поднялось выше и не нагрело песок.
— Дорога! — шепотом сказал сам себе Гаврила. — Это дорога!
На первый взгляд все там было как и везде, но Масленников, привыкший к дрожанию воздуха над рассыпчатым песком видел, что воздух в той стороне дрожит совсем по другому. Он угадал!
Дорога казалась пустой, но на всякий случай он подошел поближе к скале. Рядом с ней он чувствовал себя защищеннее, хотя кто знает, чем обернется беда — человеком с дороги или камнем с верхушки скалы?
Исцарапанной рукой, он оперся о камень и гранитная глыба, словно в благодарность, лизнула ладонь холодом. Не отводя глаз от дороги он дотронулся до головы, давая ей мгновение прохлады, потом коснулся камня еще раз. Здесь камень был совсем не такой, не чета другим. Те, другие, царапали кожу, а этот — только приятно холодил. Гаврила провел по нему рукой и задрал голову. Выше него в небо уходил отполированный человеческими руками, а может и колдовством камень. Это было похоже на колонну. На огромную колонну, колонну нечеловеческих размеров.
«Значит все-таки колдовство, — подумал Гаврила, — надо же… Опять…»
