Гаврила бросил под ноги жрецу золотую блямбу. Тот не обратил на нее внимания — видно не в диковину такое тут было. Тогда, присев на корточки Масленников переломил несколько мягких прутьев с каплями на концах и сунул за пазуху. Богам и так доставалось изрядно, так что такой малостью они могли с ним поделиться. Глядя, как кусочки золота пропадают за отворотом волчовки, старик напомнил:
— Здесь все принадлежит богам.
Масленников не смутился.
— Неужели им этого мало? За один-то ответ?
— Боги не берут «много» или «мало». Они берут всё.
— Вот пусть это «все» и берут. А это «чуть-чуть» возьму я…
Слиток за эту ночь так оттянул ему руку, что ничуть не жалея о том, что с золотом придется расстаться, Гаврила пошел туда, где огни горели ярче всего. Золота жалко не было. Пока оно не стало монетами или украшениями, ценность его в глазах Гаврилы была маленькой. Подумаешь — тяжелая, неудобная чушка, которая не только от стрелы и меча не защитит, но, вдобавок, еще и идти мешает.
Он оглянулся, словно спрашивал верно ли идет, и старик кивнул — верно. Миновав с десяток каменных столбов, украшенных грубой резьбой. И железными державками для факелов он вышел к алтарю.
Святилище оказалось каменной плитой, на которой кто-то, выбил несколько извилистых линий. Разбираться Гаврила не стал — просто кинул на плиту свой дар богам.
Он не знал, что должно произойти, но сразу понял, что дар принят, когда ощутил на себе чужой взгляд. Не человеческий. Во взгляде не было ни злобы, ни любопытства, но он проникал в душу, словно не пустота смотрела на него, а какой-то великан, может быть один из тех, кто сидел при входе.
Масленников не успел додумать мысль до конца, как над головой загудело. Гаврила почувствовал, как сквозь него пронесся ветер и задержался в груди, оставив там легкую дрожь.
— Кто ты, смертный?
Глава 35
Голос шел откуда-то сзади, из темноты.
— Спрашивай! — пророкотал голос. Он был таким сильным, что Масленников подумал, что тот обращается к кому-то другому. К кому-то более сильному, более смелому. На всякий случай Масленников оглянулся, проверить. Говорили явно с ним — никого другого тут не было. Далекий старик продолжал неподвижно стоять, глядя на него.
«Это ж Бог! — подумал Гаврила. — Он ведь знает всё!» Мог ли он подумать, что он встанет перед Богом и…
— Тень… — выдавил из себя Гаврила, облизав ставшими сухими губы. — Тень пропала…
— Это не вопрос, — прервал его Голос. Теперь в нем прорезалось что-то человеческое.
— Тень пропала, — повторил Гаврила, словно разбегался перед прыжком со скалы. — Сказали, что найду её в замке Ко…
— И это не вопрос.
— Укажи дорогу!
Гаврила почувствовал неодолимое желание встать на колени, но сдержался и даже расправил плечи пошире.
— А-а-а-а-а! — Наконец-то сообразил Голос. — Замок Ко! Скверное место для смертного.
Гаврила кашлянул, прерывая его.
— Что делать? Нужда заставляет… Ты скажи, если знаешь…
— Да-а-а-а-а, — протянул Голос, и в груди у Гаврилы сжалась душа. Ему на мгновение показалось, что все это было обманом — и разговор у Гольша, и дорога до Киева.
— Он существует?
— Да.
Голос вернул ему жизнь.
— Если время не стерло его с лица земли, то существует. Язвы зарастают медленно. А эта — из самых больших.
Гаврила почувствовал, как холодный комок, в который после встречи с Митриданом на реке превратилась его душа, дрогнул и начал оттаивать.
— Где, — выдохнул он, и тут же испугавшись пришедшей мысли, переспросил, — Или это тайна?
— Зло не любит тайн. Зло — оно на виду.
Истина лежала рядом. Оставалось только руку протянуть. Гаврила сглотнул.
— Где? — уже твердо спросил он. Бог там был или не Бог, теперь, когда они были один на один, это не имело значения.
— Это не близко, но и не на другом конце света.
В торжественном голосе скользнула насмешка существа неизмеримо более… Нет. Не сильного. Более могущественного! Всесильного! Всемогущего!
Масленников наклонился вперед.
— Выйдешь из святилища и мимо левого храма пойдешь к кипарисовой роще. Там, через полдня пути выйдешь к озеру. К вечеру…
Журавлевец дернулся повернуться, но сдержался. От удивления он даже решился перебить Голос.
— Погоди, погоди… Какая роща? Какое озеро? Тут песок. Пустыня.
— Там роща.
Гаврила истово замотал головой.
— Я только что был там.
Он вспомнил жару, сухой, высушенный не одним столетием жары песок.
— Там песок и жара.
— Там зеленый лес и пахнет маслом и смолой.
Гаврила замолчал, почувствовав, что неведомый голос хочет посмеяться над ним. Он молчал, ожидая то ли насмешки, то ли издевательства, но Голос так же молчал.
— Моя голова еще не остыла от жара, что Солнце льет над твоим убежищем. Там, за стенами — сухой ветер, и царапающий кожу песок, — сказал Масленников. Он оглянулся, рассчитывая в темноте разглядеть насмешливую улыбку Бога. Вместо этого он снова услышал голос.
— С твоими глазами твориться что-то странное, смертный. Передо мной зеленый лес, жрецы украшают священный водопад, сотни людей, спешащих к храму, голубое небо и облака, смиряющие жар солнца.
То, о чем говорил Бог, быть не могло. Точнее могло, но только в одном случае — если его путь от входа в пещеру до алтаря занял несколько сотен лет. От этой мысли Гаврилу продрал озноб, но он только сжал кулаки. Такие вещи случаются с Богами и героями, а не с простым журавлевским смердом.
— Ты видишь прошлое, — устало сказал журавлевец, — а я — настоящее.
— Прошлое, настоящее… Это важно только для тебя, смертного. Мне все одно — настоящее или грядущее. Для меня нет разницы.
— Ты, конечно, прав, — отозвался Гаврила. В конце концов замок Ко был и в настоящем и в прошлом. Наверное, он был даже в будущем. Так что, какая разница, где его видел здешний Бог?
— Неважно, что вижу я, важно только то, что видишь ты. Где замок?
— Когда пройдешь через лес и выйдешь к озеру…
Голос замолк, то ли вспоминая, то ли ожидая возражений. Гаврила не стал ерепениться.
— И…?
— Потом будут горы, а за ними — равнина с горячими источниками. Пойдешь на восход солнца, к городу Киру. Там, в самом сердце леса увидишь замок. Это он и будет.
