— Дядя Гаврила! — не выдержал мальчишка. Избор положил ему руку на плечо. Гаврила лез куда-то вверх, потом совсем пропал.
— Вернется. Посмотрит что там и вернется…
Твердь под ногами опять стала ровной, а темнота впереди стала еще чернее. Он хотел сделать шаг вперед, но что-то остановило его. Вытянув руку он ничего не нащупал перед собой. У него под ногами зияла пропасть!
Богатырь невольно отступил назад и сел на корточки. Постепенно глаза привыкали к тьме и вскоре он увидел две искры, что горели, словно далекие костры, а потом и сама тьма разделилась на какие-то угловатые куски, прямыми гранями выпиравшими из нее.
— Сундуки! — ахнул неслышно подобравшийся сзади хазарин. — Сундуки!
Стена из сундуков уходила во тьму и терялась там сжатая мраком и безмолвием. Сердце у Исина дрогнуло, когда он вообразил как она тянется далеко-далеко и ряды сундуков, набитых золотом (чем же еще?) тяжко давят друг на друга и кое-где ветхое дерево уже рассохлось и треснуло и пол вокруг уже усыпан золотыми монетами. Нужно только нагнуться… Он непроизвольно наклонился… Избор уловил движение воздуха и спросил:
— Кому кланяешься?
Сотник вздрогнул, и невпопад ответил:
— Все не унести…
Хазарин вздохнул и не добавил ни слова, но Избор его понял.
— Ты сперва свои ноги отсюда унеси… Хотя бы одну.
Они замолчали. Избор смотрел в темноту, а Исин — на рассыпанное вокруг золото.
— Сколько добра пропадает! — вырвалось у него.
— Пропадает? — удивился Избор. Исин и сам понял, что сказал не так и поправился.
— Ну я хотел сказать без дела лежит.
— Без дела? — не менее удивленно спросил воевода. Хазарин мялся не зная как еще объяснить то, что хотел выразить словами.
— Раз не в твоем кармане, то уже и без дела? — понял его Избор. Воеводу сундуки не интересовали. Он в оба глаза разглядывал огоньки, что блестели в разных концах пещеры.
— Подходи, бери… — сказал он. — Караульщик-то где?
Словно ответ на вопрос темнота впереди них тяжело вздохнула, заставив пламя светильников заколыхаться, и поперек всей пещеры пронесся язык пламени. Следом за огнем прокатилась волна теплой, сырой вони.
— Огнедышащий, тварюга… — сказал Исин. — Турсун, сволочь… Что же не сказал?
Свет резанул по привыкшим к темноте глазам и теперь все они одинаковым движением терли глаза, стирая ослепление. Никто из них не успел рассмотреть зверя, но хоть это они теперь знали точно.
— А ты что думал? Свинью он тут на цепь посадил что ли? — сквозь зубы процедил Избор.
— Значит опять повеселимся! — сказал Гаврила. — Везет нам в последнее время на огнедышащих! Еще малость и я сам начну огнем чихать.
Он, щупая камень под ногами, прошел вбок всматриваясь в темноту перед собой. Если зверь сидел внизу, то наверняка существовал какой-то способ попасть к нему.
Гаврила не сделал и десятка мелких, слепых шагов как нога ощутила тесаный камень. Ступени. Богатырь тихонько чмокнул губами.
— Что? — прошелестело над ухом.
— Ступени. Тут спуск вниз…
К глазам постепенно возвращалась способность хоть что-нибудь различать с этой темноте. Гаврила шел первым, касаясь руками стены слева от себя и слушал сопение впереди себя.
Тварь наверняка была не из простых… Он вспомнил чудище, что завалили Исин с Серасланом и передернул плечами.
«Вечно эти колдуны навыдумывают, а нам расхлебывай!» — подумал он. Пока ступени вели их вниз он размышлял над тем, что делать дальше.
Идти к зверю с мечом, что бы отрубить ему голову? Он покачал головой. То, что происходило сейчас, ничуть не напоминало то, что случилось несколько дней назад в окрестностях Картагиной пещеры. Отличие было в главном — там был свет и они могли видеть своего врага, а в этой темноте… Честной схватки не будет. Справиться со зверем они могли только его кулаком.
Огоньки, что маячили впереди куда-то пропали, стало совсем темно, а выставленная вперед рука уткнулась в преграду. Он сдержался, чтобы не рубануть ее мечом и вместо этого провел ладонью сверху вниз. Пальцы ощутили как холод металла переплетается с теплом дерева.
— Сундуки, — сказал он. — Пока мы за ними тварь нас не видит.
Стоять за сундуками можно было сколько угодно, но это не приближало их к цели и осторожно ведя ладонью по сундукам Гаврила пошел в обход. Через два десятка шагов пропавшие огоньки появились и вместе с ними глаза уловили еще в десятке мест золотой блеск. Гаврила замер.
— «Сколько же их?» — подумал он боясь пошевелиться. — «Десяток?»
— У плохого хозяина ни в чем порядка нет, — сказал вдруг сотник. — Надо же! Золото у него где ни попадя валяется…
— «Это же золото блестит!», — облегченно подумал Гаврила. — «Прав хазарин».
Вокруг каждого огонька тьма, казалось, сгустилась еще плотнее.
— Да, непорядок, — ответил он Исину. — Теперь поди угадай где тут золото блестит, а где его морда светится…
— Угадать бы где все остальное…
— Морда там, — сказал вдруг Иосиф — Смотрите. Все огоньки ровно горят, а вон те вроде то тухнут, то ярче разгораются…
Гаврила поискал глазами огоньки и точно. Яркая точка в темноте чуть-чуть мерцала. Вцепившись в нее глазами он начал гадать куда направить удар. Туша чудовища могла оказаться с любой стороны от этих огней.
Масленников представил себе собаку, что свернувшись кольцом лежит посреди двора. Этот неведомый зверь, хоть и стерег чужое добро, вряд ли лежал по-собачьи, зато вспыхивающий огонек наверняка обозначал морду.
Он смотрел и так и эдак и, наконец, отчаявшись сам сделать правильный выбор спросил сразу у всех:
— Ну, где он? Куда бить?
— По моему туда.
Гаврила не посмел обернуться. Он боялся отведя глаза потерять эти огоньки и спутать их с отражениями в золотых блюдах и слитках и поэтому с раздражением спросил:
— Слева? Справа?
— Справа…
Гаврила вгляделся. Темнота там, куда указывал Исин, казалась более плотной и осязаемой. Он смотрел туда, но не чувствовал уверенности. Исиновых слов было мало.
— Да бей туда, — сказал Избор, — сразу станет ясно угадал хазарин или нет.
— Боюсь, что потом жалеть поздно будет, если промахнусь.
— Ну так давай поближе подойдем. На ощупь разберемся.
Гаврила вздохнул. Что-то ему говорило, что подходить ближе не стоит, но действительно иного выхода у него не было. Он начал подниматься, но Исин положил ему руку на плечо.
— Погоди! Еще способ есть!
Глава 38
На глазах у Избора и Иосифа он плюнул себе в ладонь.