– А я не про сегодня. Я вообще.
– Ну вообще, это понятно. У нас нет другого выбора.
– Выбор есть всегда.
– Тогда наша задача сделать так, чтобы его не было. Я позвоню сегодня вечером.
Не позвонил. Опять меня кинули. Выглянула в окно. Небо такого же цвета, как асфальт. По календарю – весна, по ощущениям – осень. Забыла, как выглядит солнце. Очень мерзнут ноги. Надеваю по две пары шерстяных носков. Не помогает. Холод идет изнутри. Дрожь мешает заснуть. Утром встаю разбитая. Вспоминаю обрывки сна. На кровати лежит шелковое, в мелкий цветочек стеганое одеяло. И такого же цвета – простыня. Какой-то мужчина предлагает мне отдохнуть. Отказываюсь. Говорю, для меня это убранство слишком богатое. Мне бы что-нибудь попроще. В жизни, как во сне – мне бы что-нибудь попроще.
Получила от матери письмо. Свод нарушенных мною законов и перечень диагнозов. Я – плохая. Не умею ладить с людьми, потому что хвастаюсь перед ними своими заслугами. Я никому не нужна. От меня все избавляются. Другой участи я не стою. Она меня старше и ей лучше знать, как надо жить. Порвала в мелкие кусочки. Подожгла. Письмо сгорело быстро. Пепел лег в форме круга.
Началась диванная болезнь. Утром – слезы, таблетки, мысли, бессонница, таблетки. Одиночество. Вечером – тоже самое. Плюс злость и раздражение. Мать была права: я никому не нужна. Неожиданный звонок. Андрей. Чуть не выронила трубку. Пригласил поужинать вместе. Вручил цветы, осторожно обнял, взял за руку и сказал:
– У меня к тебе два предложения. Первое – у тебя есть возможность работать в журнале. Я договорился. Согласна?
– Это зависит от второго предложения.
– Второе – я предлагаю тебе быть моей женой.
Я поперхнулась:
– Но вы же меня не знаете!
– То, что я знаю, мне уже нравится. Все остальное – не важно.
– А что важно?
– Важно, что ты – мой человек. С тобой комфортно, с тобой хочется жить и думать о будущем.
– А как же ваша жена?
– У меня нет никакой жены. Это была проверка на прочность наших будущих семейных отношений. Ты же сразу исчезла, когда я тебе сказал, что женат. Значит, не будешь приставать к женатым мужчинам.
– А к тебе можно?
– Нужно.
– А можно я не буду работать.
– Нужно.
Я была счастлива. Спасибо Ирине Степановой, экономическому еженедельнику и коммунальной газете. Все вместе они подвели меня к Андрею. Единственное, что мне не нравится в моем муже, так это страсть к зеленому цвету. Он умудрился раздобыть даже зеленый холодильник. Потому что считает, что мои глаза надо оттенять. Ну и пусть. Не такой уж это и большой недостаток – всегда смотреть в мои глаза.
Мужчины не моей мечты
Жмот
Борис Иванович Добзарь слыл отличным семьянином. Он тащил в дом все, что попадалось под руки. А попадалось туда многое. Мыльница из общественного умывальника. Пачка чистых листов бумаги со стола коллеги. Горшок с геранью с чужого подоконника. Сломанный стул из будки вахтера. Пара стоптанных галош из бытовки уборщицы. И прочая мелочь. Авторучки, чайные чашки, старые газеты, полупустые коробки с канцелярскими кнопками, порванные папки для документов, наполовину исписанные тетради, линейки с отломанными краями, погнутые гвозди, запылившиеся картины. Он превращал все это общественное добро в личное с ловкостью фокусника.
Сначала внимательно рассматривал предмет своего вожделения. Поправлял галстук, вскидывал голову, закладывал руки за спину и с видом человека, не разменивающегося на мелочи, проходил мимо. Потом резко разворачивался, наполовину сгибался, и устремлялся в сторону своей добычи. В это время Борис Иванович походил на амурского тигра. Когда прятал трофеи – на воина-победителя.
Думал о том, что сломанный стул сгодится для дачи. На тот случай, если придут незваные гости. Их Борис Иванович очень не любил. С ними одна морока, а навара ни на грош. Горшок с геранью можно подарить кому-нибудь на день рождения. Старые газеты пойдут на растопку. А в исписанных тетрадях есть чистые листы, на которых можно писать письма. От этих дум у Бориса Ивановича поднималось настроение. И он запевал песню: «А Мурка не играет в жмурки, а Мура – не такая дура, как кажется на вид».
Вид у Бориса Ивановича был презентабельный. С заметным брюшком и двойным подбородком. Работал он заместителем генерального директора типографии. И поэтому часто организовывал банкеты на общественные деньги, закупал продукты. Но их большая половина до коллектива не доходила. Потому что Борис Иванович был рачительный хозяин. Предпочитал хранить общественное добро в своем холодильнике.
На праздниках он пил мало. Все больше следил за тем, когда все разойдутся. Иногда нервы не выдерживали, и он украдкой сваливал остатки пиршества в свои пакеты: бутерброды, нарезанную колбасу, куски рыбы, фрукты и конфеты. Для початых бутылок с коньяком у него была специальная сумка с твердым дном. Чтобы ничего не пролилось. Бывало, в общей куче оказывались ножи, вилки и тарелки. Но Борис Иванович не расстраивался. Знал, что сможет отделить зерна от плевел. Дома. Под строгим взглядом своей жены, Тамары Константиновны.
Она ценила в своем муже хозяйскую жилку и не спрашивала, откуда продукты. Но иногда ворчала. Например, за то, что колбаса было в хлебных крошках, а селедка – с обрывками салфеток. Борис Иванович быстро исправлялся. Очищал продукты от мусора, раскладывал по тарелкам и прятал в холодильник.
Со своей Тамарой он никогда не спорил. Потому что она работала учительницей, и была строгой и требовательной. Борис Иванович на все просил у нее разрешение. Даже на секс. Но Тамара Константиновна разрешение на секс давала очень редко. Только раз в месяц. Борис Иванович думал, что так и надо, а если появлялось желание чаще, то он чувствовал себя двоечником. Поэтому отворачивался к стенке и смотрел эротические сны. Там он занимался любовью со всеми женщинами типографии. Утром Борису Ивановичу было стыдно. Но любовь к женщинам из снов не проходила.
Одну их них он увидел наяву. Она работала в рекламном отделе и писала статьи про майонез и селедку. Борис Иванович подумал, что надо познакомиться, чтобы знать, какая селедка лучше. Ее звали Оля. Она походила на стройную березку и весело смеялась. Он предложил ей сходить пообедать. Но потом пожалел. Потому что она много съела, и Борису Ивановичу пришлось истратить много денег. Он стал мрачным и неразговорчивым. А Оля все равно была веселой. Хоть и много съела. Он никак не мог понять, почему она веселится. Она сказал, что поднимет ему настроение, и пригласила в гости.
Борис Иванович в гости никогда не ходил. Потому что надо было покупать гостинцы. Но для Оли ему было ничего не жалко. Он купил ей мороженое и чебурек. Чебурек она есть не стала. Его съел Борис Иванович. И от этого у него поднялось настроение. Поэтому он согласился пойти в гости к Оле.
Она жила на восьмом этаже. Лифт не работал. Борис Иванович шумно дышал и был потным. Поэтому захотел принять душ. Но воды в кранах не было. Борис Иванович расстроился и вытер мокрый лоб Олиным полотенцем. В Олиных глазах плыли облака, и искрилось солнце. Борис Иванович не мог от них оторваться. Вскоре он понял, что Оля лучше Тамары Константиновны. Ему не хотелось отворачиваться к стенке и видеть сны. Он думал о прекрасном будущем и представлял себя капитаном корабля. Вдруг ему почудилось, что кто-то крикнул: «Свистать всех наверх!», и он испугался.
Надо было возвращаться домой. Оля сказала, что провожать его не будет, и пусть он захлопнет дверь сам. Но Борису Ивановичу хотелось пить, и он пошел на кухню. Воды в кранах по-прежнему не было. Тогда он открыл холодильник и увидел много продуктов. Там была палка колбасы, шпроты, бутылка коньяка, баночки с йогуртом, мясной салат и апельсины. Он заглянул поглубже и обнаружил красную икру. Борис Иванович подумал, зачем Оле так много еды. У него загорелись глаза. Он поправил галстук, вскинул голову, заложил руки за спину и с видом человека, не разменивающегося на мелочи, захлопнул дверцу и вышел из кухни. Потом резко развернулся, наполовину согнулся и кинулся в сторону своей добычи. В пустой пакет он
