этаже. Сиденко никак не могла догадаться, кто так долго работает в управлении. Вот уже и двенадцать пробило на городских часах, а какой-то сотрудник продолжал упорно трудиться.
Наконец, не выдержав, в половине первого решилась забежать на минутку в управление. Входная дверь была открыта. «Что это себе Даша думает?» — мелькнула мысль у Марии Кондратьевны.
В комнате, где обычно сидела тетя Даша, было пусто. На столе стояли чайник и кружка. Дарья Афанасьевна любила попивать чаек во время дежурства. Подождав ее минут пять, Мария Кондратьевна решила подняться на второй этаж.
В темный коридор сквозь приоткрытую дверь вырывался пучок света. Сиденко осторожно заглянула в щелку. В кабинете было тихо. Она открыла дверь. За барьером, перегораживающим кабинет, возле сейфа в луже крови лежала тетя Даша. Она лежала ничком, уткнувшись лицом в пол. Растрепанные седые волосы слиплись от крови. В затылке зияла огромная рана, очерченная белеющим надломом черепа.
Вне себя от ужаса Мария Кондратьевна закричала и выбежала из дома. Обезумев от страха, она бежала по пустынным улицам. А куда и зачем, не соображала. Только встретив случайного прохожего, сумела выговорить:
— Там женщину убили...
Прохожий оказался человеком хладнокровным и рассудительным. Из ближайшего автомата он позвонил дежурному милиции и вместе с Сиденко дождался приезда оперативной группы. Обоим предложили присутствовать при осмотре места происшествия.
Судебно-медицинский эксперт констатировал, что смерть наступила 2—3 часа назад. Тут же, в комнате, обнаружили лом, которым было совершено убийство. Боковая стенка массивного сейфа была вспорота. В образовавшееся отверстие могла свободно проникнуть рука взрослого человека. Денег в сейфе не было.
Пока я тщательно осматривал и записывал в протокол каждый предмет в комнате, оперативные работники милиции установили фамилию начальника управления, его адрес. Через час еще полностью не проснувшийся и не понимающий, в чем дело, начальник строительного управления перешагнул порог бухгалтерии.
Картина убийства настолько потрясла его, что он не сразу смог дать показания. По его словам, когда он уходил из управления, в помещении оставались, кроме тети Даши, главный бухгалтер и кассир. Это было около шести часов. Начальник рассказал также, что покойная была человеком осторожным и всегда закрывала дверь, когда оставалась одна. Она ни за что не открыла бы дверь незнакомому человеку. Он тут же добавил, что главбух и кассир люди порядочные и что он категорически отвергает мысль о причастности их к такому страшному преступлению.
Домашнего телефона у главного бухгалтера не было, поэтому, уточнив адрес, за ним послали оперативного работника на машине. Вернувшись через полчаса, сотрудник сообщил, что главбух домой после работы не возвращался. Он предупредил жену, что, возможно, задержится на именинах у приятеля. Это могло быть и правдой, и заранее продуманным ходом преступника, желающего на первых порах запутать следы.
Услышав о сообщении оперативного сотрудника, начальник стройуправления побледнел, но все-таки продолжал настаивать на своем.
Я связался с дежурным по городу, договорился, чтобы за кассиром срочно послали группу, а сам продолжал осмотр комнаты. На трубе парового отопления я заметил свежие следы автогенной сварки.
— Давно у вас работали с автогенным аппаратом? — спросил я начальника.
— Недавно. Еще вчера здесь был рабочий.
— До которого часа он работал?
— Сказать точно не могу. Когда я уходил, он еще работал. Поэтому-то бухгалтер с кассиром и задержались, ждали, когда он окончит исправлять отопление в комнате.
— Почему же вы об этом сразу не сказали? Ведь я у вас спрашивал, кто оставался в помещении после вашего ухода. Вы тогда ответили: бухгалтер и кассир.
— Понимаете, растерялся. И потом мне почему-то казалось, что вы спрашиваете о сотрудниках нашего учреждения. А этот рабочий просто выпал у меня из виду.
— И последний вопрос: уносил ли рабочий автогенный аппарат после работы с собой?
— Нет? Оставлял здесь.
Я закончил писать протокол, встал и подошел к окну. За стеклом, погруженные в темноту, смутно проступали контуры предметов. Вот так и с делом. Ничего ясного. Одни туманные предположения.
Первое. После ухода рабочего бухгалтер и кассир открыли сейф, забрали деньги, а потом с целью навести подозрения на рабочего создали видимость взлома. В это время в кабинет зашла тетя Даша. Застигнутые на месте преступления, они убили ее.
Второе предположение основывалось на том, что раньше ушли бухгалтер и кассир. Рабочий, оставшись один, взломал сейф. Дальше — все как и в первом варианте.
Мог быть и третий вариант: убийство и ограбление совершили неизвестные лица. Однако он вызывал много возражений. Во-первых, тетя Даша не открыла бы постороннему дверь, а следов взлома на двери не было. Во-вторых, если бы она и пустила их в помещение, то, очевидно, они убили бы ее на первом этаже. А проще всего — связали бы. Кроме того, неизвестные не могли знать, что в сейфе в это время есть деньги.
Я отдавал предпочтение первому предположению. Ведь начальник сам заявил, что бухгалтер и кассир не могли уйти домой раньше рабочего. Опросить сейчас рабочего не удастся, потому что фамилию его может подсказать лишь бригадир, выписавший наряд на работу. Придется ждать утра.
Время шло, а товарищей, выехавших за кассиром, все еще не было. Что ни говори, факт тоже не из приятных. Дорога была каждая минута. Преступник, настоящий, а не вымышленный, зная, что убийство будет обнаружено не позднее утра, примет все меры, чтобы скрыть следы и очутиться как можно дальше.
Наконец вернулась оперативная группа. Старший группы доложил, что кассир дома. У него ночевал и бухгалтер. Допросить их не удалось, потому что они были пьяны. Не помог даже нашатырь. Они морщились, бессознательно таращили мутные глаза и ни одного связного слова не могли произнести. Пришлось оставить их в покое до тех пор, пока они не проспятся.
Ровно в девять часов я был в ремконторе, где узнал фамилию рабочего и его домашний адрес. Харламенко — так звали рабочего — сегодня не явился ни в контору, ни в стройуправление. Мы с работником милиции выехали по адресу, хотя и не надеялись, что застанем Харламенко дома. Но даже если его и не будет дома, рассуждал я, может быть, удастся обнаружить какие-либо следы на одежде, на предметах домашнего обихода.
Мы подъехали к общежитию. В длинном коридоре, пересекавшем весь этаж, встретили женщину. На вопрос, где живет Харламенко, она указала на одну из многочисленных дверей, расположенных по обе стороны коридора. Я постучал в дверь. Молчание. Снова постучал, уже сильнее. От резкого толчка дверь медленно приоткрылась. Она была не заперта. Неужели ушел?
Мы быстро зашли в комнату. Это была комната холостяка, причем неаккуратного. На стульях висели скомканные рубашки, брюки. Немытая посуда и остатки пищи грудились на давно немытом столе. У стены на кровати спал, уткнувшись лицом в подушку, Харламенко.
Когда его разбудили, он бессмысленно оглядел всех и, очевидно, вспомнив события минувшей ночи, стал каким-то вялым и безразличным. Во время обыска у него из кармана брюк была извлечена пачка ассигнаций, свернутая в комок. Когда я осторожно положил ее на стол, она распалась на две части. Все купюры, за исключением трех нижних, были пережжены пополам.
Харламенко, не отрываясь, долго смотрел на стопку денег, не представляющих никакой ценности. Прошло пять минут. Он молчал. Потом вдруг дико захохотал и бросился на кровать. Несколько минут он рыдал и смеялся в истерике, а затем затих.
В ходе следствия Харламенко вины своей не отрицал и рассказал историю, своей жизни.
Отец его был мастером на все руки: и слесарем, и плотником, и часы починить мог. Со всего поселка, где они жили, к нему шли с заказами: тому замок починить, тому ведро запаять, а третьему раму в окне заменить. Зарабатывал хорошо. Домик собственный себе купил, сад завел. А потом и на сберкнижку стал откладывать.
