Соня незаметно толкнула меня в бок:
— Скажи сейчас про…
Я кашлянула от волнения и выпалила:
— Никаких подарков нам не надо!
— Это почему же?
— То есть не то что не надо, а дайте нам по рублю. Мы теперь всё время будем переходить с наградами. Мы копим: ишака хотим покупать.
— Когда же вы начали?.. И много вы уже накопили?
— Зимой начали, и уже руп пытдесят пять, — с важностью доложила Наташа. Её, аккуратную и рассудительную, хотя ей было только пять лет, мы выбрали своим казначеем. — Полных руп пытдесят пять. Хоть сейчас могу показать.
— А ты разве тоже участвуешь? Ведь ты не в школе, ты на завтрак не получаешь.
— Моих пытнадцать, которые я нашла около ворот.
Отец воткнул лопату в грядку, выпрямился и начал искать в карманах.
— Вижу, что дело у вас солидно поставлено. Я хочу тоже внести свою долю. Принимайте меня в компанию. Тогда вот вам ещё пять рублей — это мой пай. Забирайте ваши сбережения и айда на базар!
— Ка-а-ак? Уже сейчас, сегодня?!
Через полчаса мы дружно шлёпали босыми ногами по мягкой горячей пыли, направляясь к скотному базару.
Впереди шла Соня. Она держала в руке деньги и напрягала всё внимание, чтобы не уронить и не потерять их как-нибудь.
Я шла рядом и не спускала глаз с её руки. Сзади, весело болтая и смеясь, поспевали рысцой младшие сестрёнки — Юля и Наташа.
Иногда нас вдруг охватывало страшное сомнение. Тогда мы останавливались посреди дороги, Соня разжимала потный кулак, и мы все ещё раз убеждались, что эта смятая, мокрая бумажка — действительно пять рублей, что она цела и что сегодня у нас будет настоящий, живой ишак.
Базар был очень далеко, нам пришлось пройти через весь город.
По дороге попадались и прохладные, тенистые улицы и раскалённые от солнца площади. Пыль на них была такой горячей, что по ней было больно ступать. Перебежав такую площадь, мы усаживались над арыком и полоскали в воде обожжённые ступни.
Базар помещался на одной из таких площадей. Издали мы услыхали разноголосый рёв скотины, хлопанье бичей, выкрики и понуканье погонщиков. Вся площадь двигалась от снующих взад и вперёд лошадей, коров и баранов.
Мы потерялись в этом шуме, сбились в кучку и стояли, не решаясь двинуться с места.
— Смотрите, наш Петька соседский тоже здесь… Пе-е-еть-ка!.. Петька-а! Петьку-у!
— Ну, чего галдите? Что это вся ваша компания сюда притащилась? — спросил Петька, подходя и надвигая для фасона фуражку с затылка на самые глаза.
Он прекрасно знал, зачем мы пошли на базар: от самого дома он бежал потихоньку за нами, а теперь притворился, что ему ничего не известно.
— Чего?! Ишака покупать? Это вы-то?.. Нет, брат, тут надо человека понимающего. А то живо обжулят.
— А ты, Петя? Ты ведь понимаешь в ишаках?
Петя этого только и ждал:
— И то, помочь разве вам? Тоже, главное, пошли и мне не сказались. Да тут вас одних враз ободрали бы. Ишака бы вам подсунули какого-нибудь больного.
Услыхав о таких страхах, мы сразу присмирели:
— Вот хорошо, Петя, что ты подоспел вовремя! Как это ты замечательно кстати всегда попадаешься, правда…
И мы все вместе принялись бродить по базару.
— Ишак продаётся?
— Продаётся.
— Сколько?
— Десять рублей.
— Отдавай за три.
— Пошёл вон, дурак!
Петька торговался бойко, и по его адресу то и дело раздавалась ругань.
— Петька, вон ещё, смотри — чёрный большой ишак. Вот бы нам такого…
— За сколько продаёшь?
— Семь рублей.
— А вы за шесть с полови…
Петька разозлился и закричал на Соню:
— Если ты будешь вылезать, я уйду совсем! Делай тогда сама, как хочешь!
Соня прикусила язык, а он снова обратился к хозяину:
— Красная цена твоему ишаку четыре рубля.
— Ну ладно, бери.
Соня с готовностью раскрыла кулак.
— Постой! Да подожди же ты, Сонька! Успеешь высунуться со своими деньгами. Нужно его ещё попробовать. Может, он и копейки не стоит.
— И это верно. Ну, садись на него, Петя, посмотрим, хорошо ли он бегает.
Мы расселись поодаль на земле, а Петька взгромоздился на ишака, чтобы проскакать перед нами. Но ишак оказался хромой.
Опять начались наши скитания по базару. Мне приглянулся маленький серенький ишачок. Он грустно стоял в стороне под огромными вязанками хворосту. Вязанки были прикреплены к бокам ишачка и, поднимаясь от земли, совершенно закрывали его. Стоит целая копна хворосту, а из-под неё выглядывает серенькая головка с большими умными глазами и мягкими, бархатными ушками.
— Смотрите, вон какой славный! — заметила его п Юля.
— Скромненький такой, стоит себе, опустив хвост! — сразу восхитилась ишачком Наташа.
— Ну, такого-то, наверно, не станут продавать.
— А может быть, продадут. Давай спросим.
Спросили. И вдруг оказалось, что ишачок продаётся.
— А за сколько?
— За восемь рублей отдам.
Тут пять разных голосов принялись наперебой упрашивать хозяина, чтобы он уступил. Уж как мы его уговаривали, как упрашивали! Петька раз десять хлопал его по корявой ладони. Наташа ласково заглядывала ему в глаза, а Соня всё твердила:
— Шесть с половиной, а? Ладно, а?
И вот с ишака сняли тяжёлые вязанки, и нам был торжественно вручён конец верёвочного недоуздка.
Дорога домой нам показалась гораздо короче. Мы все разом громко говорили и смеялись без всякого повода.
— Привели, привели! — закричала Соня, забегая и распахивая ворота.
Петька шёл впереди. Я и Юля вели ишака под уздцы, а Наташа сидела на нём верхом.
Наша покупка всем очень понравилась. Оказалось, что мы купили не ишака, а ишачиху.
— А это ещё лучше. В хозяйстве Ишка — самое хорошее. И сколько маленьких ишачков будет у нас от неё!
Ишка была очень молоденькая, чуть, может, постарше года. И совсем маленькая — с годовалого телёнка, только подлиннее.
Казахстанские ишачки вообще маленькие: не выше метра от земли.
