По краю мостовой прокатил экипаж; колеса взметнули жидкую грязь, и Монк отпрыгнул в сторону, спасая брюки.
— Для нее, вероятно, было большим ударом оказаться вдруг на иждивении родственников. — с искренним сочувствием сказал Монк. Кто-кто, а уж он-то мог себе представить отчаяние Фенеллы.
— Да, — неохотно ответил Киприан. — Но вдовы часто оказываются в подобных обстоятельствах после смерти супруга. Это можно было предвидеть.
— И она это предвидела? — поинтересовался Монк, машинально стряхивая воду с рукава.
— Понятия не имею, мистер Монк. Я ее не спрашивал. Это было бы с моей стороны весьма бестактно. Это не мое дело, да и не ваше. Все произошло много лет назад — двенадцать, если быть точным, — и к нынешней трагедии никакого отношения не имеет.
— А мистер Терек оказался в столь же печальной ситуации? — Монк по-прежнему шагал рядом, не отставая; они стремительно миновали трех модно разодетых леди, вышедших подышать свежим воздухом, и нежно воркующую парочку, которой, видно, и холод был не страшен.
— Он живет с нами, потому что его преследовали неудачи. — Киприан, казалось, постепенно утрачивал свою обычную бесстрастность. — Если вы спрашиваете именно об этом. Понятно, что причиной в данном случае было не вдовство. — Он саркастически улыбнулся.
— Он давно живет с вами на Куин-Энн-стрит?
— Лет десять, насколько мне помнится.
— Он — брат вашей матери?
— Вам это уже должно быть известно. — Киприан обошел компанию джентльменов, увлеченных разговором и не замечающих, что они мешают остальным. — В самом деле, если это образец ваших сыскных способностей, то я удивляюсь, как вас до сих пор не уволили. Дядюшка Септимус больше, чем это принято в обществе, увлекается горячительными напитками, и состоятельным его не назовешь. Но это добрый и порядочный человек, чьи неудачи опять-таки не имеют никакого отношения к гибели моей сестры. Так что сведения о его слабостях вряд ли помогут вам в расследовании.
Монку понравилось, как решительно Киприан — неважно, из каких соображений, — защищает своего родственника. Однако про себя он отметил, что следует выяснить, о каких же это жизненных неудачах дядюшки Септимуса шла речь, и не узнала ли случайно Октавия про мистера Терека нечто такое, за что сэр Бэзил мог изгнать иждивенца из своего дома.
— Он — азартный игрок, сэр? — спросил он вслух.
— Что?
На щеках Киприана проступил румянец, и он, чуть не столкнувшись с каким-то пожилым джентльменом, вынужден был остановиться и принести извинения.
Мимо прокатила тележка торговца; владелец ее выкрикивал нараспев всяческие похвалы своему товару.
— Мне пришло в голову: не азартный ли он игрок? — пояснил Монк. — В последнее время многие джентльмены играют по-крупному, особенно если им не хватает острых ощущений или, скажем, денежных средств.
Лицо Киприана снова стало непроницаемым, но вспыхнувший на щеках румянец не проходил. Монку оставалось лишь предположить, что он затронул чувствительную струнку если не дядюшки Септимуса, то самого Киприана.
— Он состоит в том же клубе, что и вы, сэр? — Монк повернулся лицом к Киприану.
— Нет, — ответил тот и после паузы снова двинулся дальше. — Дядюшка Септимус посещает свой собственный клуб.
— Ваш — не в его вкусе? — как бы невзначай поинтересовался Монк.
— Нет, — быстро ответил Киприан. — Просто он предпочитает общаться с людьми одного с ним возраста… и, я полагаю, опыта.
Они пересекали Гамильтон-плейс, удачно маневрируя между проезжающими кебами.
— Так я угадал? — спросил Монк, когда они вновь ступили на тротуар.
Киприан промолчал.
— А сэру Бэзилу известно, что мистер Терек время от времени поигрывает в карты? — настаивал Монк.
Киприан набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул. Монк понимал, что ему неприятно отвечать на такой вопрос и что он явно скрывает грешки Септимуса от отца. Эта черта Киприана тоже понравилась Монку.
— Наверное, нет, — сказал Киприан. — Но я буду весьма вам обязан, если вы не станете информировать об этом отца без крайней необходимости.
— Я не думаю, что такая необходимость возникнет, — согласился Монк. Он уже сделал вывод, основанный на особенности клуба, из которого недавно вышел Киприан. — Это же относится и к вашей склонности к азартным играм, сэр.
Киприан остановился и повернулся к Монку, широко раскрыв глаза. Впрочем, вглядевшись в лицо инспектора, он расслабился, и губы его тронула легкая улыбка. Оба продолжили свой путь.
— А знала ли об этом миссис Хэслетт? — спросил Монк. — Не может ли так быть, что, услышав о картежных подвигах мистера Терека, она намекнула ему об этом?
— Понятия не имею, — с несчастным видом откликнулся Киприан.
— Что еще могло их связывать? — продолжал Монк. — Общие интересы, похожие судьбы… Что обычно сближает людей? Мистер Терек был вдовцом?
— Нет… Он никогда не был женат.
— Но ведь не всегда же он обитал на Куин-Энн-стрит! Где он жил до этого?
Киприан шел молча. Они миновали Гайд-парк, несколько минут плутали среди движущихся карет и кебов, тележек торговцев и метельщика, поспешившего убрать свежий помет с их дороги в надежде, что джентльмены бросят ему монетку. Монку было приятно видеть, что Киприан не обманул его ожиданий, и сам поспешил сделать то же самое.
Вскоре они достигли начала Роттен-роуд и зашагали по траве к Серпантину. Несколько джентльменов проехали верхом вдоль улицы, копыта глухо ударяли о влажную землю. Двое всадников громко засмеялись и пустили лошадей галопом, забренчали сбруи. Три женщины проводили их взглядами.
Киприан наконец собрался с мыслями.
— Дядюшка Септимус был военным. Ему пришлось уйти в отставку. Этим и объясняется его нынешнее бедственное положение. Отец принял его в дом. Иного выхода для дядюшки Септимуса просто не предвиделось — будучи младшим сыном, он ничего не унаследовал от своего отца.
— Как это все печально, — сказал Монк искренне. Он легко мог представить себе, как страшно разом лишиться всего: денег, офицерского достоинства, положения в обществе. Когда человека изгоняют из армии, все отворачиваются от него, и он становится совершенно одиноким и беспомощным.
— Но причиной было не бесчестье и не трусость, — продолжал свой рассказ Киприан, и голос его звучал с неподдельной горечью и сочувствием. — Он влюбился, и любовь его не была безответной. По его словам, не существовало никакой преступной связи, но это не меняет дела…
Монк был озадачен. Услышанное просто не имело смысла. Офицерам не возбраняется жениться, многие из них имеют семьи.
Лицо Киприана исполнилось жалости и горькой иронии.
— Я вижу, вы не понимаете. Сейчас все поймете. Это была жена полковника.
— О… — К услышанному добавить было нечего. Подобные случаи считались несмываемым оскорблением. Была затронута честь и даже больше того — тщеславие. Униженный полковник, не в силах отомстить иначе, пустил в ход свою власть. — Понимаю.
— Да. Бедный Септимус. Он так никогда больше никого и не полюбил. Тогда ему было за сорок, он дослужился до майора, имел прекрасную репутацию. — Киприан замолчал, потому что навстречу им шла пара, судя по всему, знакомые, ибо они обменялись с ним вежливыми кивками. Поправив цилиндр и подождав, когда пара отойдет подальше, Киприан продолжил: — Он и сам стал бы полковником, если бы его семья могла себе это позволить… Но офицерские патенты в те времена стоили весьма недешево. И чем выше чин… — Он пожал плечами. — Так или иначе, его офицерской карьере пришел конец. Септимус был в
