— Как грустно, — проговорила она наконец, ее голос был исполнен боли. — Бедный Менард. Вам теперь придется арестовать его? Да, но зачем вы вызвали меня? Я ничем здесь не могу помочь.
— Мы не можем арестовать его, — тихо ответил Ивэн. — У нас нет доказательств.
— То есть… — Она вздрогнула, и он это почувствовал. — Что же вам тогда делать? Все решат, что виновен Монк. Его осудят и… — Эстер запнулась. — Его повесят.
— Да. Мы должны вынудить Менарда признаться. Я понадеялся, может, вы придумаете что-нибудь? Вы гораздо лучше нас знаете Греев. Кроме того, Джосселин виновен в гибели вашего отца и отчасти в смерти матери.
Ответное молчание было столь долгим, что Ивэн испугался, не оскорбил ли он нечаянно чувств Эстер. Они уже подъезжали к Графтон-стрит. Монк, наверное, надеется на Ивэна. Если сейчас они ничего не придумают, то потом будет поздно. Ивэну придется либо сообщить Ранкорну, что Монк дрался с Греем в ночь убийства, либо скрыть этот факт, уйти из полиции и, возможно, со временем угодить под суд в качестве соучастника.
Они свернули на Тоттнем-Корт-роуд; свет фонарей отбрасывал блики на мокрые мостовые и в наполнившиеся водой канавы. Времени нет!
— Мисс Лэттерли!
— Да, — отозвалась она твердо. — Я поеду с вами в Шелбурн-Холл. Я сейчас думала над этим, и мне кажется, выход у вас один — поведать леди Фабии всю правду о Джосселине. Я готова подтвердить ваши слова. Моя семья понесла ужасные потери по вине Джосселина, и Фабия должна мне поверить. У меня нет причин врать. Ничто не может оправдать моего отца в глазах церкви. — Она умолкла на миг. — Затем, если вы расскажете ей про Эдварда Доулиша, мне кажется, Менард сам признается в содеянном. Это будет для нее тяжелым ударом, возможно, даже убьет. — Голос Эстер был еле слышен. — Менарда могут повесить. Но нельзя же допустить, чтобы мистера Монка казнили за преступление, которого он не совершал. В конце концов, Джосселин Грей был исчадием зла. Мы не обязаны вечно оберегать его матушку от прозрения.
— Так вы едете с нами завтра в Шелбурн? — на всякий случай еще раз спросил Ивэн. — И расскажете ей, что Джосселин сделал с вашей семьей?
— Да. И еще — как он в госпитале собирал имена умирающих, которые диктовали ему последние письма домой. Теперь-то я понимаю, зачем он это делал. В котором часу вы намерены выехать?
Ивэн почувствовал облегчение и невольный восторг перед решимостью этой женщины. Впрочем, он ведь имеет дело с незаурядной личностью: не она ли отправилась в Крым сестрой милосердия и вынесла все тяготы войны, не испугавшись ни опасностей, ни боли?
— Об этом я еще не думал, — растерянно ответил он. — От нашей поездки будет мало проку, если мы все не обговорим заранее. Леди Шелбурн может нам и не поверить. Мне кажется, лучше всего сесть на восьмичасовой поезд. — Тут он вспомнил, что разговаривает с леди. — Для вас это не слишком рано?
— Нисколько.
Он почти не различал в полутьме ее лица, но, кажется, Эстер улыбнулась.
— Благодарю вас! Тогда возвращайтесь в этом кебе домой, а я сойду здесь и расскажу обо всем мистеру Монку.
— Что ж, это самое разумное решение, — согласилась она. — Я буду ждать вас утром на станции.
Он хотел сказать ей многое, но, не найдя слов, поблагодарил еще раз и выбрался из кеба под холодный проливной дождь. И лишь когда кеб скрылся в темноте, а сам Ивэн уже поднимался по лестнице, он с чувством ужасающей неловкости вдруг вспомнил, что забыл расплатиться с кучером.
Путешествие в Шелбурн сопровождалось сначала жарким спором, а затем — гробовым молчанием. Монка взбесило присутствие Эстер. Он не велел ей убираться домой лишь потому, что она вошла в купе, когда поезд уже тронулся. Вошла, пожелала доброго утра и села напротив.
— Это я попросил мисс Лэттерли прийти, — объяснил Ивэн, на этот раз не краснея. — Ее дополнительные свидетельства помогут убедить леди Фабию в нашей правоте. Нас могут заподозрить в том, что мы специально стараемся представить Джосселина в невыгодном свете, а мисс Лэттерли — лицо незаинтересованное. Кроме того, она — потерпевшая, поскольку вся ее семья пострадала от интриг Грея.
Ивэн совершенно верно заметил, что Эстер имеет моральное право участвовать в этом деле. Монк был обезоружен, он понимал, что Ивэн прав. Слова Эстер могли оказаться той последней крупинкой, которая перетянула бы чашу весов в их пользу.
— Уверен, что вы будете говорить, только когда вас спросят, — холодно заметил Монк. — Не забывайте, что участвуете в полицейской операции, причем весьма сложной.
Непонятно почему, но именно присутствие Эстер, в помощи которой Монк нуждался сейчас больше всего, сильно раздражало его. Она была совсем не похожа на тех женщин, которые нравились Монку. В ней не было ни нежности, ни изящества, правда, была храбрость, а твердостью характера Эстер, пожалуй, могла потягаться с самой Фабией Грей.
— Хорошо, мистер Монк, — ответила она, вздернув подбородок. Глаза ее были бесстрастны. Монк догадался, что она нарочно рассчитала время и вошла в купе в последний момент, чтобы он не смог отправить ее домой. Интересно, согласилась бы она подчиниться? Ивэн, во всяком случае, был против ее выдворения, а мнением помощника Монк дорожил.
Он сидел и смотрел на Эстер, придумывая очередной сокрушительный аргумент.
Она улыбалась, подняв на него ясные глаза. Ее улыбка была не столько дружеской, сколько торжествующей.
Остаток пути они провели в молчании, каждый углубился в мысли о предстоящем испытании.
В Шелбурне вся троица вышла на платформу. Погода стояла скверная: дождь прекратился, но дул сильный порывистый ветер, пробирая до костей даже сквозь пальто.
Минут пятнадцать они ждали, пока прибудет повозка. Заплатили извозчику, чтобы тот отвез их в усадьбу, и молчали всю дорогу. Беседовать о пустяках не хотелось.
Лакей выслушал их с недоверием и, вместо того чтобы провести в гостиную, оставил ожидать в прихожей, пока ее светлость соизволит принять решение, как ей поступить с незваными гостями.
Через двадцать пять минут лакей вернулся и проводил их в будуар, где на своем любимом диване восседала Фабия, бледная, несколько утомленная, но, как всегда, безупречно владеющая собой.
— Доброе утро, мистер Монк! Констебль! — Она кивнула Ивэну. Брови ее приподнялись, глаза оледенели. — Доброе утро, мисс Лэттерли. Я полагаю, вы объясните мне ваше появление здесь в такой странной компании?
Монк только еще подбирал слова для ответа, а Эстер уже взяла быка за рога.
— Да, леди Фабия. Я пришла, чтобы сообщить вам правду о моей семейной трагедии. И о вашей тоже.
— Примите мои соболезнования, мисс Лэттерли. — Фабия смотрела на нее с жалостью и неприязнью. — Однако я не горю желанием выслушивать подробности вашей трагедии и тем более обсуждать с вами мою. Я верю, что вы пришли с добрыми намерениями, но сейчас ваш визит неуместен. Всего доброго. Лакей вас проводит.
Монк почувствовал приступ злобы. Он знал, что леди Фабия способна на глубокие переживания, но ее упрямая слепота, ее умение не щадить чужие чувства иногда просто поражали.
Лицо Эстер стало таким же каменным, как и у самой Фабии.
— Это одна и та же трагедия, леди Фабия. Дело не в моих добрых намерениях, а в необходимости взглянуть правде в глаза. Мне это тоже, поверьте, не доставляет никакой радости, но, в отличие от вас, я правды никогда не боялась…
Фабия чуть приподняла подбородок, отчего на шее немедленно обозначились жилы, выдав на секунду ее истинный возраст.
— Я тоже никогда не боялась правды, мисс Лэттерли, и не вам об этом судить. Вы забываетесь.
— Я рада была бы забыться и отправиться домой. — Тень улыбки скользнула по лицу Эстер и исчезла. — Но я не могу так поступить. Думаю, будет лучше, если лорд Шелбурн и мистер Менард Грей тоже выслушают мою историю, чтобы потом не пришлось рассказывать ее заново. Вполне возможно, что они получат ответ на некоторые интересующие их вопросы. Все-таки майор Грей приходился им братом, и они
