— Ты что? Такую большущую?
Они взялись за руки и, проваливаясь в гладкий искрящийся снег, ступили на крышу. Крыша была покатая, но глубокие следы делали их шаги устойчивыми. Держась друг за друга, подошли к высокой, подвязанной проволокой антенне.
— Постой-ка одна, я гляну.
Андрей присел, разгрёб руками снег и застучал чем-то о железо.
— Может, ножик мой надо? — спросила Варя.
Снизу, со школьного двора вдруг кто-то громко и сердито крикнул:
— Что вы там делаете, на крыше? Кто позволил?
— Ой, бабушка, это мы!
Внизу стихло, потом заскрипели ступеньки лестницы.
— Козлик, слышишь? Сейчас мне попадёт.
Варя съёжилась, хотела спрятаться за него.
Из-за карниза показалась седая голова.
— Сейчас же объясните, зачем вы сюда забрались? — строго спросила Ольга Васильевна.
— Бабушка, мы радио чиним, честное пионерское!
— Воображаю… Дай же руку, видишь — не влезу никак.
Она перевела дух и выпрямилась на крыше.
— Напугали… Уф, задохнулась! — Она откинула со лба волосы и помолчала. — Однако здесь неплохо.
Сверху было видно: в тёмное поле убегала пустая улица. За школой синей подковой лежал овраг. А над головой блестело и перемигивалось звездами огромное чёрное небо.
Спокойно нарастал в воздухе далёкий гул. Среди звёзд зажглись вдруг три цветные точки — две красные и зелёная.
— Слышите? Это самолёт! Издалека, наверное…
— Бабушка, а куда он?
— Может быть, к нам, в Москву.
Они следили за ним, пока не погасли в небе цветные точки.
— А Москва — там? — Варя показала рукой.
— Да. Москва там. Ну, теперь быстро вниз. Аварию свою исправил?
— Провод ветром сорвало. Так вот, соединил, — ответил Андрей.
— Ты у нас молодец. Учись у него, Варвара. Погодите, я первая полезу. Так… Осторожно… Ох, нет, боюсь!
Андрей и Варя помогли Ольге Васильевне спуститься на землю. Спрыгнув последним, Андрей потопал ногами, ловко подхватил лестницу и понёс к сараю. Потом вернулся к школе.
Ольга Васильевна уже ушла, Варя всё ещё стояла на крыльце. Мальчик туже стянул ремнём стёганку, поправил на голове шапку.
— Теперь в Сайгатку пойдёшь? — спросила Варя.
— Пойду. Время.
Он подумал и повернул к воротам. Дорожка была длинная и вся белая от лунного света. Щёлкнул засов, тонко пропела калитка…
— Козли-ик!
— Да, Варя? — Он шагнул обратно.
— Нет, я так. Завтра придёшь?
— Приду-у!
— Только обязательно приходи. И Вере Аркадьевне с дядей про всё передай.
— Я передам.
— И ещё знаешь что? — Снег хрустел и поскрипывал под ногами, Варя мчалась к нему по дорожке. — Чтоб они не думали, что я думаю, что они думают… — Она задохнулась. — Я же не потому здесь останусь, что у них плохо! Я из-за Вадимки. Так надо. Верно?
— Верно. Беги в дом, сосулькой смёрзнешь.
— Не смёрзну! Ой, луна, ой, смотри, хорошо!
— Хорошо! — У него блеснули зубы.
Варя засмеялась и побежала обратно.
— Козлик!
— Ага?
— Нет, я так. Не боишься один?
— Чудна́-ая…
Тёмная стёганка слилась с калиткой. Варя подождала на крыльце, пока не стихли его шаги, и дёрнула тяжёлую дверь.
На каменной площадке над лестницей стоял Вадим. В руках он держал очки. Перепрыгивая через ступеньки, Варя взбежала наверх.
— Вадимка, сумасшедший, зачем раздетый вышел?
— А я боялся… Мне показалось, что ты ушла. Так долго всё нет и нет.
— Вадимка, глупый! Мы же на крыше радио чинили. И бабушка с нами! Не стыдно? Я теперь никуда, никуда больше уходить не буду. Здесь всё время буду… с тобой. Бабушка позволила. Понимаешь?
Варя протянула ему руку. По длинным стенам коридора шевелились большие чёрные тени.
— Смотри, что это они там?
— Тише вы! — прикрикнула Валентина Ивановна. — Вадимчик, это что? Сейчас же в спальню, взять шапку, надеть пальто.
Под репродуктором, задрав головы, сбились мальчишки и девочки. Ольга Васильевна тоже стояла у стены и смотрела наверх!
— Говорит! Говорит! — радостно закричал кто-то. — Я хорошо слышал, говорит…
В репродукторе заверещало, пискнуло что-то, поскрежетало, и вдруг в наступившей тишине чётко, как будто из соседней комнаты, заговорил диктор:
— 6 декабря 1941 года войска нашего Западного фронта, измотав противника… перешли в контрнаступление против его ударных группировок… В результате начатого наступления обе эти группировки разбиты и поспешно отходят, бросая технику, вооружение и неся огромные потери. К исходу одиннадцатого декабря 1941 года…
— Шестого декабря 1941 года, — взволнованно повторил кто-то. — Вы слышите? Наши перешли в наступление! Вы слышите?
