– Ну, что? – сказал он, с аппетитом обгладывая кость.
С тех пор стоило кому-либо из нас за столом при виде Були начать:
– Когда люди обедают… – не дожидаясь конца фразы, пёс поспешно, хоть и мрачно, удалялся.
И ещё у Були была такая черта: он любил часами лежать и, казалось, думать или вспоминать что-то; он то поднимал голову и глаза, словно всматривался в далёкое, забытое, иногда с грустью или, наоборот, весело; то, вздохнув, собирал морщины на лбу и тихо урчал. Может быть, вспоминал своих потерянных хозяев? Или ещё что-нибудь?
Я подходила, гладила крутую, могучую шею, спрашивала:
– Ты что? Скучаешь? Эх, Буля, Буля, если бы ты умел разговаривать…
И пёс со вздохом, лизнув мне руку, отвечал густым ласковым ворчанием.
Мы ведь ничего, ничего не знали о его прежней жизни. Не знали даже точно, сколько ему лет…
Наступила зима. Выпал первый снег. Не стаял, а сразу лёг прочно. Улицы, переулки, бульвары – всё в городе похорошело. Андрейка часами играл во дворе на свежем морозном воздухе.
Однажды Вася, гуляя с сыном и Булей, шутя запряг пса в Андрейкины сани, обмотал верёвкой шею и велел тащить в гору. Сразу на санки с визгом и хохотом навалились ребятишки.
И Буля, представьте, легко, точно ему это ничего не стоило, потащил тяжёлые санки наверх, к воротам.
Ну и началась у нас во дворе с этого дня потеха!
По утрам к окну липли азартные лица – капитана Сопелькина и других. В форточку кричали требовательные голоса:
– Буля скоро гулять выйдет?
– Андрюшка, мы ему сегодня зараз три санки свяжем!
– А дядя Саша-сапожник ему вожди настоящие сшил! С бубенчиками!
Андрейка мигом натягивал валенки, шубейку, нахлобучив ушанку и крикнув Булю, загремев в передней санками, исчезал.
Хая Львовна потеряла покой: раньше Андрейка мирно гулял во дворе, пока она готовила обед. Теперь же вся мелюзга с нашего переулка – виданное ли дело! – несётся чуть свет к нам во двор и только успевай смотреть за очередью «кататься на Буле». Не то передерутся! И Буля – виданное ли дело! – катает всех, как добрый конь!..
Каречка, слышавшая наш разговор с Хаей Львовной, от себя ехидно прибавила:
– Не иначе, скоро вашего учёного бульдога в Уголок Дурова пригласят. В артисты, хи-хи-хи!.. Ещё деньги платить будут.
Пришло теперь время рассказать, кто же такой был дядя Саша-сапожник, смастеривший Буле «вожди» – настоящую, с постромками и бубенчиками, сбрую из обрезков кожи.
Саша жил у нас во дворе во флигеле. Никакой он был не сапожник. Просто работал на обувной фабрике электромонтёром.
Саша был кумиром всех дворовых ребят. У него самого детей не было, только хорошенькая, на редкость чистоплотная и приветливая жена Ксюша, которая всё убиралась, убиралась…
Летом Саша мастерил ребятам великолепных змеев; осенью сажал во дворе жалкие прутья, чудом расцветавшие к весне; зимой выпиливал клюшки, точил коньки, чинил лыжные крепления – словом, вникал во все ребячьи дела. Ребята платили ему горячей привязанностью – за Сашей вечно тянулась цепочка мальчишек и девчонок.
А ещё у Саши была неудовлетворённая страсть к собакам. То ли Ксюша-чистюля не позволяла ему завести свою, то ли комната была мала. Знаю только, что Саша с первого взгляда полюбил нашего Булю. Ксюша – та его боялась. Саша же в свободный день, только Буля появится во дворе, готов был заниматься с ним часами. Он почти не ласкал Булю, не кидал ему подачек. Он разговаривал с Булей по-особенному, спрашивал что-то, играл с ним. Выучил нашего грузного, могучего боксёра с разбегу вскакивать на ствол старой липы во дворе и с высоты в два-три метра тяжело, но ловко прыгать на землю. Выучил довольно чётко произносить слово «мама». Обступив Булю, ребята хором кричали:
– Твоя хозяйка Андрейке кто? «М-м-ма-м-ма…» – глухо, но внятно отвечал Буля.
Как-то Саша пришёл и спросил, не разрешим ли мы свозить Андрейку с Булей погулять в парк. Мы разрешили. Только посоветовали на всякий случай не снимать с Були намордника.
– Ладно, не сниму, – усмехнулся Саша. – Я-то об заклад побьюсь, никого он не обидит…
Саша привёл такси, насажал в него ребятишек, уселся рядом с Булей, постелив под него вынесенную Ксюшей чистую тряпку. Буля сидел важный, словно идол. Саша увёз всех на целый тёплый весенний день в Фили, Андрейка долго вспоминал об этом чудесном дне…
А однажды, когда я гуляла с Булей по улице, Саша подошёл и, откашлявшись, сказал:
– Я, конечно, извиняюсь. Может, всё-таки, если когда надумаете, продадите мне… его? – и тронул Булю за ошейник.
– Что вы, Саша, он у нас непродажный! Вам бы своего щенка завести, лучше смолоду привыкнет. Можно ведь и боксёра достать…
– Нет. Мне ваш очень уж по сердцу пришёлся. Не слыхали, как мы с ним песню петь выучились?
Я засмеялась.
– Пойдёмте во двор, покажите.
