— Я вас не вижу за этими очками. Неприятно, знаете ли, беседовать с зеркальными стеклами.
Ивен присвистнул.
— Да, — сказал он Марле. — Это сюрприз. Похоже, миссис Макконнел более крепкий орешек, чем ты думала. Я прав? — спросил он у Крис, снимая очки.
Крис чуть не ахнула во весь голос. Глаза у Ивена были невероятного, какого-то бирюзового цвета и лучились смехом и солнцем. Вид у Ивена был слегка усталый, но его глаза были такими яркими, чудными, привлекательными, завораживающими, что сердце у нее упало. Нет, лучше бы он не снимал очков!
— Да, я крепкий орешек, — машинально сказала она. — Мне говорили, что слова «упрямица» и «ослиная башка» изобрели специально для меня. Впрочем, все зависит от обстоятельств…
Она обернулась к Марле.
— Значит, кофе и кексы. И бутылку пива. Сейчас принесу.
Черт. Сейчас она, похоже, наоборот, чересчур любезна. Ну, ничего.
Она почти бегом бросилась на кухню, боясь, что гости заметят, как у нее вспыхнули щеки. Конечно, в гостиной царит полумрак, но все-таки… На кухне она прислонилась к стене и перевела дух. О Гос-споди! Ну как она могла? Так неприлично пялиться на чужого мужчину только потому, что у него глаза, как у Пола Ньюмена… Что она, школьница, что ли? Да еще при этой заносчивой Марле!
Марла на протяжении нескольких лет играла маленькую Дебби в телесериале «Семья Финч» и выросла буквально на глазах у публики. Крис росла вместе с ней и помнила ее первый лифчик и первое свидание так же ясно, как свои.
Детство самой Крис — годы тяжелой, отчаянной борьбы за существование — было диаметрально противоположно уютному, беззаботному мирку семейства Финч из «мыльной оперы». Возможно, именно поэтому Крис так нравилась история этого семейства, а особенно Дебби, которую играла Марла. К тому же актрисе было двадцать восемь, как и самой Крис. Трудно было не испытывать к ней расположения, почти что родственных чувств.
«Нет, надо быть осторожнее, — сказала себе Крис. — Эта Марла тебе никакая не подруга». Актрисе просто нужно было добиться от Крис того, чего Крис ей позволять вовсе не собиралась. Она не даст Марле выставить ее жизнь на всеобщее обозрение. Мало ли почему она хочет хранить свое прошлое в тайне! Это ее дело, и ни Марлы, никого другого оно не касается.
Но на самом деле беспокоится-то она вовсе не из-за Марлы, думала Крис, ставя на поднос чашки, кофейник, бутылку пива и блюдо с ореховыми кексами, застеленное салфеточкой. Что с ней такое творится? И кто такой этот Ивен? Неужели действительно продюсер и сценарист вроде тех, о которых она читала в «Пипл» и у Лиз Смит? Длинные волосы, костюмы «от кутюр», роскошные рестораны… Нет, длинноногому, сухопарому Ивену с его суровым, обветренным лицом скорее подошло бы быть ковбоем на одном из ранчо в окрестностях Лоумана.
Хотя, разумеется, ни один ковбой не производил на нее такого впечатления, как Ивен. Крис перестала улыбаться и нахмурилась. Это непонятное очарование, это чувство, такое… такое сильное, неподвластное рассудку — совершенно не в ее духе! Почему этот Ивен Стоун, совершенно чужой человек, почти инопланетянин, едва появившись на пороге дома, так взволновал ее? Это было неприлично, как смех во время заупокойной службы. И совершенно неуместно. Тем более в Лоумане. Хорошо, что он еще до вечера умчится в сторону заката.
Как только Крис ответит Марле свое решительное «нет».
— Ну что, Ивен? Согласится она, как ты думаешь?
Ивен опустился в уютное кресло и вытянул ноги. У него болела голова. Он вчера лег довольно поздно — до глубокой ночи просматривал кадры из фильма, сотворенного режиссером, которому было всего двадцать два года. Перед Ивеном стояла задача указать мальчику на его ошибки, не уязвив при этом его юношеского самолюбия. Задача нелегкая, особенно если учесть, что Ивен по натуре отнюдь не был дипломатом.
А утром пришлось вылезти из постели в безбожно ранний час, чтобы успеть на самолет в Денвер, и всю дорогу слушать болтовню Марлы — а болтала она непрерывно и с большим энтузиазмом. Потом он брал машину напрокат. Потом они два часа ехали в этот городишко, похожий на декорацию для съемок фильма из времен Великой депрессии. Городишко напомнил ему детство. Короче, от всего этого вместе взятого настроение у Ивена отнюдь не улучшилось.
— Согласится или нет? — настаивала Марла.
— А черт ее знает.
— Обрати внимание на прическу! — восхищалась Марла, разглядывая моментальный снимок Крис с малышами. — Зачесаны назад на французский манер. Мне это нравится: так скромно, так женственно!
Ивен отключился от монолога Марлы. Он рассматривал комнату, подмечая маленькие столики на изогнутых ножках, плетеный коврик у камина… Мебель старая, но недостаточно старая, чтобы быть старинной. Впрочем, это ведь комната ее свекрови — в ней не было ничего от ощущения жизни, света, которое исходило от миссис Макконнел.
Марла взбила свои роскошные кудри.
— Наверно, придется играть в парике. Или, может быть, перекраситься и выпрямить волосы… Марла Симон решила стать блондинкой! Как ты думаешь?
Ивен прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла.
— Да, конечно. Как хочешь.
Марла все равно никогда не будет такой, как Крис. Такой естественной. Такой милой. Он употребил это слово впервые за много лет. Марла — она актриса. Она может притвориться милой, но быть такой на самом деле… В ней слишком много спеси и амбиций. Что поделаешь — истинное дитя шоу-бизнеса…
Марла оперлась на ручку его кресла и небрежно облокотилась о плечо Ивена, так что ему поневоле пришлось отклониться в сторону. Что за манера — нависать над людьми!
— Я действительно хочу этого, Ивен, — тихо произнесла она. — Слышишь — хочу!
— Слышу, слышу.
Марла продолжала трепаться, а Ивен мысленно представлял себе лицо Крис. Очень приятное лицо, без всяких следов косметики. Как давно он не встречал женщин, которые не были бы намазаны, накрашены и разрисованы, как пустоголовые куклы! И у нее есть чувство юмора. Юмор у нее своеобразный и весьма ядовитый. Нет, Крис куда сложнее и интереснее, чем он ожидал. Чувствуется, что голова у нее работает.
— Хотела бы я знать, где другие члены семьи? — сказала Марла.
— В парке, — ответила Крис. — Дети гуляют в парке.
Ивен открыл глаза и увидел, что Крис ставит поднос на исцарапанный деревянный стол. Интересно, знает ли Крис, какой у нее удивительный голос: низкий, хрипловатый, какого-то необыкновенного тембра, что ласкает и согревает, как глоток бренди в холодный вечер.
— А свекровь ваша где? — спросила Марла нежным голоском.
— У Элксов, — Крис по-прежнему коротко отвечала на вопросы.
Передвигая поднос по низкому столику, Крис случайно коснулась кончиками пальцев колена Ивена. Ее мимолетное прикосновение неожиданно вызвало в нем очень приятное, давно забытое ощущение. Ивен удивился. С чего бы это? Он сел прямее и наклонился вперед: ему хотелось быть поближе к Крис. Марла спрыгнула с подлокотника его кресла и уселась на кушетку.
— Сегодня они играют в бридж, — объяснила Крис. — А удержать Дору Макконнел от ее еженедельного бриджа способен разве что конец света.
Ивен чувствовал, как его душа и тело словно бы просыпаются от летаргического сна, оживают. Усталость куда-то делась. Запах у кофе был просто потрясающий. У Крис тоже был потрясающий запах: от нее пахло ванилью и лимоном, и еще чуть-чуть чем-то терпким. Он рассматривал ее профиль все время, пока она разливала кофе в расписные тоненькие чашечки китайского фарфора, скорее всего из парадного сервиза, подаренного к свадьбе, и открывала пиво для него, Ивена.
У Крис были широко расставленные серые глаза и короткий вздернутый нос. Прическа — толстая коса до лопаток — подчеркивала высокие скулы. Волосы у Крис были пепельные — Ивен был готов поклясться, что не крашеные. Одета она была действительно как типичная мать семейства со Среднего Запада — по крайней мере, такими их представляют себе костюмеры на телевидении: хлопчатобумажная блузка в мелкий
