— Я читала эту книгу. Книга так себе, но роль для нее вполне подходит.
— Она тоже так думает. — Ивен говорил громко, а то бы она его не расслышала: в ушах свистел ветер. — Она прямо стонет от счастья!
— Ага, даже здесь слышно!
Ивен подошел к качелям сбоку, оперся рукой на металлическую опору и смотрел, как Крис качается.
— Я закончил сценарий.
— Как быстро! — Крис громко рассмеялась, пролетая мимо него. «Еще чуть повыше — и я взлечу!» — подумала она.
— Но снимать его не будут.
— Это почему? — Крис перестала раскачиваться, и движение качелей замедлилось.
— Понимаешь, для большинства актеров работа на телевидении — это что-то второстепенное. Они все стараются прорваться в настоящий кинематограф. Марла прорвалась, так что теперь ей не до твоей истории. А к тому времени, когда закончатся съемки этого фильма, пройдет уже год и твоя история устареет.
Крис остановила качели. Странно, но новости Ивена почему-то вызвали в ней противоречивые чувства.
Ивен присел на качели рядом с ней.
— Я думал, ты обрадуешься.
— Да нет, я рада, конечно. Я с самого начала не хотела, чтобы обо мне снимали фильм. А деньги я все равно уже получила. Но ведь на это потрачено столько времени… Ты писал, старался, а теперь все это коту под хвост.
— В первый раз, что ли! — пожал плечами Ивен. — А сценарий вышел хороший. Я тебе как-нибудь дам почитать.
— Спасибо.
— Я думал, ты вздохнешь с облегчением. Ты ведь так боялась, что кто-нибудь докопается до твоего прошлого…
— Ты знаешь, я уже не боюсь. Я, конечно, натворила много глупостей, ну и что? Я ведь тогда была еще девчонкой. — Она улыбнулась. — Ты знаешь, я наконец успокоилась.
— Ну и слава Богу. А Брайану с Лизой ты рассказывала?
— Кое-что. То, что они могут понять. Подрастут — расскажу остальное.
Она прислонилась головой к цепи, на которой были подвешены качели, и посмотрела на Ивена. Господи, как же хорошо, что он приехал!
— Ну ладно, что это мы все обо мне да обо мне, — сказала она. — Та сам-то как?
— Одиноко мне.
— Да, я понимаю.
Он улыбнулся ей — не как обычно, словно нехотя, а открыто, почти по-детски. Раньше с ним такого не бывало.
— Здравствуй, — тихо сказал он.
— Здравствуй.
Ивен протянул руку и погладил Крис по щеке, потом снова уронил руку на колени. Кожа у нее была нежная, как персик.
— Ты знаешь, пока я писал сценарий, со мной начали твориться странные вещи.
— Какие?
— Что-то вроде… Преображения, что ли. Понимаешь, я писал историю запуганной, одинокой женщины, которая при этом была невероятно храброй. Я имею в виду не тот вечер, когда ей приставили дуло к виску, — это началось раньше. У нее не было ничего — совсем ничего: ни имени, ни семьи, ни помощи, ни любви, — и ей все же удалось стать замечательным человеком. Она окончила колледж, нашла хорошую работу, родила двоих детей. У нее есть свои принципы и ценности, чувство чести и собственного достоинства и неугасимая жизнерадостность. Вот эта женщина и стала моим героем.
Крис покраснела, замахала руками.
— Ивен, замолчи, не надо!
Но Ивен молчать не собирался. Это было слишком важно, чтобы заботиться о ложной скромности.
— И я тогда подумал: черт возьми, если она смогла выбраться из всего этого, почему я не могу? И когда я подумал об этом, со мной начало твориться нечто. Это было что-то вроде мысленной связи с тобой. Ты делилась со мной своим мужеством, своим оптимизмом. Не очень щедро, — усмехнулся он, — но достаточно, чтобы мир выглядел не таким мрачным. Мой герой… Кстати, это ничего, что я говорю «герой», а не «героиня»?
— Да нет, но…
Он взялся за цепь и принялся легонько раскачивать качели.
— На самом деле для меня ты действительно герой, но это ничего не меняет в наших отношениях.
— Знаешь, я всегда считала героем тебя, — сказала Крис, устремив на него большие серые глаза. — Ты спас меня от Марлы и от толпы на ярмарке. Ты выслушал меня, когда мне было плохо. Теперь у меня есть кому рассказать все тайны. Рядом с тобой я могу быть честной. Господи, Ивен, если кто из нас герой, так это ты!
Ивен пристально посмотрел на нее, потом кивнул.
— Мы с тобой оба люди незаурядные, не так ли?
— Видимо, да.
Они еще некоторое время смотрели в глаза друг другу, и Крис почувствовала, что тяжесть в груди — свинцовая тяжесть, которая мучила ее целый месяц, — растаяла. Она даже не заметила, как это произошло. Порыв ветра принес запах горящих листьев.
Ивен нарушил молчание первым.
— Кстати, привет тебе от Бастера.
— Да, как там Бастер? Как твой дом? Как Лос-Анджелес?
— Да все по-старому.
— Испорченный и развращенный?
— В Лос-Анджелесе живут люди. И плохие, и хорошие — как некогда убеждал меня некий философ в юбке.
— Понятно. Рада это слышать.
Ивен сунул руку в задний карман и достал оттуда помявшийся сверточек.
— Держи, это тебе.
Сердце у Крис снова забилось. Она развернула тоненькую бумажку. Внутри оказалось великолепное старинное кольцо, золотое, с бриллиантами и жемчугом. Она принялась разглядывать его сквозь набежавшие слезы.
— Какая красота!
— Я надеюсь, ты будешь его носить. У меня тут появились кое-какие планы. Тебе интересно их выслушать?
— Расскажи.
— Я, пожалуй, немного поживу здесь.
— В Лоумане?
— Ну да. Познакомлюсь с детьми, приручу их, приручу тебя, женюсь на тебе…
Крис только ахнула — сказать она ничего не могла.
— Медовый месяц мы проведем там, где ты захочешь — хоть на Северном полюсе! Потом ты соберешься и переедешь ко мне. Места там всем хватит.
— И Доре тоже?
Лицо у Ивена вытянулось.
— А без нее нельзя?
