есть призраки. Этот монах без имени, без возраста стал для меня символом заброшенного монастыря.
А во дворе меня ждала радость — отыскался щенок! Тюки, палатку, записные книжки, фотоаппараты, одежду погрузили на двух лошадей, и мы вновь — в который раз уже! — выступили в путь.
Страна Ло на карте занимает крохотное пятнышко, но если вы окажетесь внутри его, то поймете, что расстояния измеряются не, по прямой. Подъемы и спуски, одышка и боль в ногах, жгучее солнце и мучительные переправы через гималайские потоки множат здешние километры до бесконечности. Особенно сейчас, когда исхожено столько троп.
Прошлый опыт оборачивался теперь добром и удобствами. Почти в каждой деревне встречались люди, которым я давал лекарства, и они останавливали наш караван, чтобы поблагодарить меня. Некоторые добирались до Ло-Мантанга, чтобы взять у меня чудодейственные таблетки. Нам дарили чанг — великолепное пиво, сильно скрашивавшее скромные ужины, нас усаживали у огня на почетном месте. Особенно хорошо принимали в деревне Маранг, недалеко от Царанга, — там жил человек, которому я «оперировал» ноги.
К сожалению, запас лекарств кончился, а они были бы сейчас весьма кстати. Все члены группы, включая меня самого, чувствовали себя плохо. Калай температурил, Канса едва таскал ноги, Таши стих, умолкли его шуточки. Что до меня, то я превратился в подлинную «Хрустальную гору» — исхудал настолько, что чуть не просвечивал насквозь. Два месяца, прожитые на высоте 4 тысяч метров, 600 километров пути по горам изнурили организм. А до Покхары было еще добрых 10 дней.
Кроме того, сказывалось постоянное напряжение. Это ведь был не туристский поход. Я почти круглосуточно выискивал, выспрашивал, высматривал, записывал, разговаривал на чужом мне языке. Четыре толстенных блокнота были заполнены убористым почерком. Конечно, я лишь слегка смог коснуться сокровищ культуры лоба, лишь прочертил контуры многих важных событий. Но я мог честно сказать, что сделал все, что было в моих силах.
Теперь на собственном опыте я мог утверждать, что в наше время организованных экскурсий и путеводителей есть на Земле места, где возможны собственные открытия, где человек может стать первопроходцем. И я листал засаленные страницы «Грамматики» Белла с удовлетворением от того, что сумел нарушить статус-кво…
Да, мне посчастливилось. Я побывал там, где до меня никто из европейцев не был. Я познал красоту неведомой земли и подружился с настоящими людьми.
…Мы вновь взошли на перевал, откуда два месяца назад я впервые смотрел на Мустанг. Как и раньше, нам открылась иссушенная ветрами равнина с глубокими оврагами, а дальше, на запад, уходили снежные вершины. Страна «бесплодная, как дохлая лань»… Но теперь при взгляде на нее я видел мощные стены Ло-Мантанга, величественные монастыри и крепости, сокровища библиотек. Я видел усталое лицо старого короля и красивую фигуру его сына-наследника. Я видел здешний народ: улыбчивого Пембу, умного Тсевана Ринцинга, царангского ламу, герцогов и баронов, крестьян и монахов, водоносов и дровосеков, герольдов и танцоров, кузнецов и мясников, ученых и купцов, знахарей и бедных пастухов. Я видел старую женщину с внуком, которые пожелали мне доброго пути с порога своего дома. Я видел облако, которое обещало пролиться влагой на сухие поля. Я видел рождение маленького яка. Ничто не изменилось… Кроме того, что один человек теперь будет иным, не таким, как прежде. Это хорошо понимал я, Шелкакангри…
Бутан
Десять лет на пути к бутану
Был час ночи.
Ночной отъезд всегда окружен покровом тайны. Я дошел до лифта и, будто еще во сне, нажал зеленую светящуюся кнопку. Металлические створки сомкнулись за спиной, и я медленно стал проваливаться вниз.
В широченной люстре холла мерцал слабый огонек дежурной лампочки. Вестибюль калькуттского «Гранд-отеля» был пуст. Я завернул направо и подошел к стойке; ночной портье суетливо улыбается, смущенный тем, что ему приходится натягивать форменную куртку в моем присутствии.
— Триста тридцать пятый, — бормочет он, залезая в ящичек для писем.
Потом, сверившись с бумажкой, добавляет:
— Самолет компании «Джем», вылет в два часа.
В полусумраке коридора вдруг возникают фигуры белых призраков в широких полотняных одеждах — редкие живые души в уснувшем городе. Калькутта… Вокруг меня 8 миллионов человек забылись в тревожном сне, какой бывает только у людей, редко наедающихся досыта. Напряжение витает в сыром воздухе близкого муссона. А я… я счастлив, что наконец-то еду дальше.
Бесшумно появляются носильщики, согнувшиеся под моими ящиками и чемоданами.
Никогда еще я не чувствовал себя столь одиноко в восьмимиллионном городе. Стенные часы отсчитывали минуты. Тишина становилась невыносимой, а влажная жара перехватывала дыхание. Бывают мгновения растерянности, когда человек вдруг теряет почву под ногами. Вот и мне казалось, что я участвую в нелепой комедии. И это чувство имело свою подоплеку: уже десять лет я выходил на сцену в полном облачении, а занавес так и не открывался.
До чего же смешным выглядишь тогда! Вот и сейчас я нарядился в бежевый тропический костюм, купленный в Риме для роли персонажа, которого мне предстоит играть. Нет, я не оригинален, хотя втайне надеялся быть им…
Когда часы пробили два, в «Гранд-отеле», кроме меня, не было зрителей. Я сидел в окружении нелепого багажа, где выбор вещей был продиктован смелым воображением, лихорадочной спешкой и обычными «организационными трудностями».
В два часа ночи ничего не случилось. Никто не приехал. Интересно, какой это авиакомпании взбрело на ум назваться «Джем»? Да и существует ли она в природе? Ни в одном справочнике мне не удалось ее обнаружить. Тем не менее дважды в неделю самолет летает в Хассимару. Я тоже отправлялся в Хассимару, а оттуда в королевство Бутан — последнюю неисследованную страну на нашей планете…
Старенький автобус подкатил в три часа. Я еще раз пересчитал чемоданы, потом протянутые ладони. Шофер поудобнее устроился на сиденье и тихонько тронул с места. На каждом ухабе фары испуганно мигали. Один, в окружении пустых мест, я ехал по главной улице Калькутты к аэродрому Дум-Дум, воздушным воротам громадного города.
Все 20 километров дороги фары выхватывали из тьмы фантасмагорическое видение: тысячи и тысячи неподвижных тел, закутанных в грязные покрывала. Так проводят каждую ночь в Калькутте те, кто не имеют крова, — на обочине дороги, между ящиками и ручными тележками, прижавшись к коровам и козам, уместившись среди автомашин и конных повозок, склеившись в группы, гроздья. Еще несколько часов мертвого сна перед тем, как прозвучит властный призыв к жизни.
Шесть раз я «уезжал» в Бутан. Шесть фальстартов. Шесть раз, прилетая в Калькутту, я смотрел на стюардессу так, будто покидал нашу планету. Каждый раз, заполняя регистрационную карточку в самолете, я писал в клеточке «пункт назначения»: «Бутан». Это заняло 10 лет.
Последние годы меня по ночам охватывали кошмары в предчувствии очередной неудачи. Не было нужды консультироваться у астролога или толкователя снов, чтобы расшифровать страшные видения. Все было предельно ясно. Вот я смотрю на географическую карту: Африка, Азия, медленно доползаю до темного пятна Гималаев. Здесь я легко перебегаю от Эвереста до Мустанга, по местам, где уже побывал. Потом все заволакивает туман. Очертания Бутана величиной со Швейцарию приковывают взор. Еще бы! Последняя
