страна без точной карты на всем огромном пространстве Азии. Страна, которая в 1968 году была менее известна, чем оборотная сторона Луны. И именно туда я не мог попасть!
Просыпался, как от толчка, весь разбитый.
Судьба, похоже, восстала против меня. Впервые я отправился в Бутан в 1959 году; старший брат далай-ламы, живший тогда в Америке, дал мне рекомендательное письмо к брату премьер-министра Бутана.
Сочтя это достаточным, я вылетел из Бостона в Дели, из Дели в Калькутту, а оттуда на маленький аэродром Бадогра. Там я сговорился с нужными людьми, они взяли меня в свой «джип» и отвезли в бутанское консульство в Калимпонге. Через консула я вручил письмо королеве-матери Бутана Рани Чуни.
Очень хорошо помню этот мой первый контакт с Бутаном. Рани Чуни, небольшого роста величественная женщина со строгим лицом, глядела так, что визитеру становилось не по себе.
Она вошла в зал, изобразила ледяную улыбку, предложила стакан с апельсиновым соком и молвила, показывая на распечатанное письмо:
— Полагаю, вы не получите никакого ответа. Если же вам все-таки доведется попасть в Бутан, вы окажетесь первым французом в нашей стране.
После чего на все просьбы она коротко ответила: «Нет» — и проводила меня до дверей.
Мчаться за 15 тысяч километров на самолете, поезде и в «джипе» по горным дорогам ради трех минут аудиенции… На письмо действительно не пришло никакого ответа. В утешение добрые люди говорили, что другие наивные путешественники ждали по полгода, а иногда и по 10 лет в надежде получить разрешение.
Решив не впадать в отчаяние, я в тот же день сумел познакомиться с женой бутанского премьер- министра, тибетской княжной по рождению. Я был покорен очарованием Теслы и всей ее семьи настолько, что уже на следующее утро занимался тибетским языком с ее сестрой Бетти-ла.
Месяц я прожил в Калимпонге. Тесла сама написала своему мужу, премьер-министру Джигме Дорджи. Увы, в ответе про меня не было ни слова.
Прошло три года. Бутан по-прежнему не выходил у меня из головы. В 1963 году я отправился в Индию. Тесла и ее супруг премьер-министр приняли меня в Калькутте. На следующее утро мне в гостиницу доставили объемистый пакет. Там был тибетский шелковый халат — подарок жены бутанского премьера моей жене. И наконец конверт с официальным приглашением посетить Бутан!
Со счастливой душой я поехал в Катманду, где стал ждать точной даты. Три недели спустя по радио в сводке последних известий я услыхал коротенькое сообщение: «Премьер-министр Бутана Джигме Дорджи был убит сегодня утром».
Я не мог поверить своим ушам. Увы, вторая попытка окончилась трагедией…
Надо было возвращаться: меня ждала экспедиция в Мексику; на обратном пути я прилетел в Индию, встретился с Теслой и буквально на коленях умолял ее о помощи. Но она была не в силах ничего сделать. Ее положение было довольно щекотливым: после убийства мужа все его родственники были отстранены от власти.
Я написал королеве. Шесть месяцев, что я ожидал ответа, всё еще теплилась надежда. Но ответ так и не пришел… Кто-то говорил, что письма не доходят потому, что Бутан не член Всемирного почтового союза.
Больше ждать я не мог. За это время я освоился с гималайскими дорогами, тибетским языком и вынашивал план проникнуть в Бутан, загримировавшись под монаха. Но из зеркала на меня смотрел субъект со слишком длинным носом, светлыми глазами и бледной кожей. Конечно, можно было бы покрыть лицо смесью сажи и шафрановой краски, как это делают индуистские мудрецы, отправляясь на поиски святой истины… Но осторожность возобладала, и я возвратился во Францию. Тем временем вышла моя книга о Мустанге.
Минуло еще два года. В 1967 году я снова оказался в Дели. На сей раз я был преисполнен готовности победить. Я побывал также у министра иностранных дел, у генерального секретаря индийского МИДа, его заместителей и заведующих отделами. Необходимо было заручиться максимальной поддержкой, чтобы получить пропуск для проезда через штаты Западный Бенгал и Ассам, а затем для пересечения «внутренней границы» между Индией и Бутаном.
К сожалению, события в стране и за рубежом отнимали у этих занятых людей все время, и им было не до меня… Пришлось снова взять курс на Запад. Новый провал.
Особенно горько было сознавать, что 10 лет спустя после моей попытки другие люди получили приглашение побывать в Бутане. Среди них были и французы… Когда же дойдет очередь до меня?
Сведения о гималайских государствах быстро распространялись по свету. О Непале выходили книги, показывались фильмы. Катманду стал конечным пунктом паломничества на Восток европейских и американских «хиппи». Когда я впервые попал в Гималаи, о Сиккиме почти ничего не было известно. Сейчас это название стало привычным: королева Сиккима, американка по происхождению, обеспечила стране невиданную рекламу.
Исключение по-прежнему составлял Бутан. Ни одна экспедиция еще не произвела картографической съемки его территории. Учебники давали лишь приблизительную численность населения страны — от 500 тысяч до миллиона. Самые подробные статистические справочники были не в состоянии отвести Бутану ни строчки. Редким счастливцам довелось увидеть столицу страны — если ему удавалось завоевать симпатию короля и королевы Друка.
Друк означает «дракон», и именно таково подлинное наименование королевства. Англичане назвали его Бутаном — страной бхотов, то есть тибетцев, с которыми бутанцы состоят в близком родстве.
Я ночевал в монастырях у подножия Эвереста, ел овсяную кашу из деревянных мисок в долинах Мустанга. По сути я стал иностранцем в собственной стране, ибо, стоило закрыть глаза, передо мной открывалась несравненная панорама «Крыши мира». Я мог забыть Париж, Лондон, Нью-Йорк и все остальные гигантские метрополии нашего антиромантического мира с их грохочущими и чадящими машинами, где люди превращаются в таких же призраков, как и те, что спят на обочине в бидонвиллях Калькутты.
Чего я не мог забыть, так это Бутан: во всех других экспедициях, когда выдавалась передышка, я вновь и вновь возвращался мысленно к нему. В 21 год я рисовался себе первопроходцем — Кортесом или Христофором Колумбом с детских цветных рисунков. Но Страна дракона не давалась в руки.
И вот я здесь. Восторг прошел. Переговоры в Дели и долгое ожидание в Калькутте погасили нетерпеливое честолюбие. В Калькутте надежда уже еле-еле теплилась далеким огоньком. Быть может, я слишком долго стремился к цели?..
Автобусные фары перестали выхватывать из ночи лежащие тела: мы пересекли решетку Дум-Дума и теперь катили по бетону к одиноко стоящему ангару.
От бетонной полосы шел жар, внутри ангара слабо горел свет. Послышался лай — ко мне во всю прыть помчался сторожевой пес. Вышел человек и стал деловито взвешивать мой багаж. Это и была авиакомпания «Джем»: пилот, диспетчер и стюард в одном лице. Я уселся на ящик под голоногой красавицей, вырезанной из какого-то старого журнала, и… стал ждать.
Десять лет я ждал этого момента и, казалось, больше был не в силах выдержать ни минуты. Но прошел еще час. Неожиданно в конце полосы показался «джип». Сердце у меня екнуло… Нет, из кабины вылезли двое молодых людей с монголоидными лицами и выбритыми головами. Мои попутчики. Типичные бутанцы.
Кабина ДС-3 наполнилась газетами. Я переводил глаза с кип бумаги на громадные ватные тампоны, которыми оба пассажира заткнули себе уши, а оттуда на дверь в кабину пилота: он забыл закрыть ее, и теперь она со стуком била о помятый фюзеляж.
Под неровный гул моторов самолет оторвался от земли, оставив внизу цепочки огней и спящую Калькутту. Я успокоился окончательно лишь тогда, когда мы набрали высоту и взяли курс на север, обходя толстое муссонное облако.
— В Бутан можно попасть только по воздуху, — сказал мне заместитель генерального секретаря индийского МИДа. Сейчас я летел в Хассимару, пограничный город Индии на стыке Западного Бенгала и Ассама. Там меня мог взять бутанский «джип». Ну а остальное зависело от случая.