отказалась его увольнять?
— Ну, хорошо, Филип, я бы не сказала, что ты прямо такой уж ангел, хотя это правда — ты его принял. Ему ты, конечно, на этот счет ни слова не сказал.
— С какой стати мне с ним говорить? Он на меня работает! Вот этого-то ты и не понимаешь…
— Перестань. Это грозит превратиться в ссору, на которую у меня нет сил. Я поняла, что ты принял Питера, и поняла, что ты, возможно, прав, и боксерский массаж за кухонным столом неуместен. Все?
Он обнял меня и поцеловал в лоб.
— Да, все.
Вернувшись в кухню, Филип вежливо спросил у всех сидевших за столом:
— Ну, как дела? — Он старался со мной помириться. Грейси посмотрела на отца. На ней были желтые вельветовые брючки и желтый узорчатый свитер, а под ним светло-голубой джемпер. Из-под желтых бантов по обе стороны головы падали светлые кудри длиной почти до подбородка.
— Папочка?
— Да, мой ангел? — Филип просто таял, глядя на свое сокровище.
— Что такое «сосок»?
Питер закашлялся в салфетку, стараясь не засмеяться. Филип резко вдохнул, раздувая ноздри. Он посмотрел на меня, а потом на свою пятилетнюю дочь.
— Спроси у мамы.
Вокруг нас гудели такси — водители пытались объехать джипы, стоявшие поперек улицы перед входом в школу. Шоферы, которым их работодатели были куда важнее таксистов, останавливались прямо посреди квартала, чтобы доставить свой драгоценный груз к самому тротуару. Я быстренько отвела Грейси в класс и вернулась к стоявшему снаружи Питеру. Мне не терпелось узнать, что между ними произошло.
— Так что он сказал?
— Кто?
— Мой муж!
— Ах, он. Что-то насчет того, что я наркоман, и потом еще насчет окончания моей трудовой деятельности при дальнейших нарушениях.
— Как он это сказал? По шкале от одного до десяти, насколько он был зол?
Мы отошли от школы метров на десять; он сделал шаг вперед и приблизился ко мне.
— Я хочу тебя кое о чем спросить, Джейми. — Когда он называл меня по имени чуть хрипловатым голосом, это сводило меня с ума. — И вопрос очень важный: тебя даже на этой стадии отношений волнует, что думает этот человек?
На этой стадии. Я задумалась. А на какой мы стадии? Я не хотела отвечать на этот вопрос, так что перекинула мячик обратно ему.
— О чем на самом деле ты меня спрашиваешь?
— Хорошо, скажу все прямо. «Тебя правда волнует, что думает этот человек» на самом деле означает: «Ты все еще влюблена в своего мужа?»
Ого.
— Мы не будем сейчас об этом говорить.
— Нет, будем.
— Я опаздываю на работу.
— Они подождут.
— Луис приехал.
— Луису уже однажды доводилось нас ждать. Я хочу получить ответ.
Я попалась. Все эти утренние встречи, когда я проверяла, хорошо ли моя задница смотрится в тренировочных штанах, все эти фантазии о том, как он опирается на локоть в постели рядом со мной, прогулки вдвоем, все его взгляды. То, как он сжал мне руку на ступенях Центрального парка. Вчерашний танец. То, как он умел найти подход к Дилану. Обращение Питера с моим мальчиком больше прочего заставило меня влюбиться в него. А теперь он просил меня признаться в своих чувствах. Ну вот.
— Я не влюблена в своего мужа. Но я за ним, между прочим, замужем.
— И надолго?
— Ты с ума сошел! Нельзя задавать сногсшибательные вопросы такого масштаба, стоя у школьного подъезда. Здесь люди кругом!
О господи. Как он может…
— Ну, давай пойдем в более уединенное место. Я готов. За этим я сегодня и пришел.
— Нет.
Питер что, просто хотел меня куда-то затащить, чтобы оказаться наедине? Понятное дело, первое, о чем я подумала, это что я уже давненько не делала депиляцию.
Он продолжил.
— Да, и чтобы тебе понятнее было, что я за человек, под более уединенным местом я имею в виду тихую кофейню, где мы никого не знаем. Или парк.
Мой прилив адреналина несколько утих. Он не хотел доводить дело до конца прямо здесь и сейчас. Мне стало легче. Я поверить не могла, что мы дошли в разговоре до секса, И что самое интересное, после всего этого напряжения ему, похоже, совсем нетрудно было об этом заговорить. Вот почему этот парень так сексуален. Его ничто не пугает.
— Я не прикоснусь к тебе, пока, во-первых, ты не скажешь мне, что точно этого хочешь, а во-вторых, пока ты не уйдешь от него.
Мне стало жарко от его слов.
— Мне просто надо знать, как у тебя обстоят дела с идеей уйти от него — она стоит на передней конфорке или вообще еще не готовится?
Он облегчал мне дело.
— Готовится. И уже сильно нагрелась, — улыбнулась я.
— Вскипает?
— Варится на медленном огне. — Он отстранился с заметным разочарованием, так что я добавила: — Ну, знаешь, там такие маленькие пузырьки на поверхность поднимаются, и их уже много.
— А таймер стоит?
— А он обязательно нужен?
— Мне нужен. Мне уже непросто так с тобой общаться. Вдруг он воскликнул: — Господи!
Какая-то женщина споткнулась на тротуаре прямо перед своим пузатым «мерседесом».
— Черт побери, Оскар!
Питер подбежал, чтобы помочь ей. Ингрид. Ингрид и Питер. Я еще не выясняла отношений со своей чокнутой приятельницей. Пока не выясняла. Ну и ситуация.
Я смотрела, как Питер поднимает ее на ноги, — он успел сделать это прежде, чем подбежал ее шофер.
— Да я цела. Просто небольшая встряска. — Она смахнула грязь с юбки и колен. — А локоть у меня и так был не в порядке. — Она вложила левую руку обратно в перевязь из шарфа от «Гермес», висевшую у нее на шее.
— Ты ничего себе не повредила, Ингрид? — спросила я.
— Да просто коленку поцарапала. — Она поправила шарф. — А локоть — это у меня небольшое воспаление, лечу вот сейчас.
Первый раз в жизни я видела ее смущенной.
— Ингрид, ты, конечно, знакома с Питером.
Питер побледнел.
— Да, мы знакомы. И у меня сейчас встреча, так что мне некогда. — И он поспешил прочь. Встречи у него никакой не было. — Увидимся позже, — крикнул он, обернувшись, когда прошел уже пол-улицы.
Я была только рада отложить бурный разговор, который заставлял меня дрожать от напряжения.
Мы с Ингрид стояли лицом к лицу.
— Конечно, я знаю Питера, — ответила она. — К чему ты ведешь?
