– Им не надо ничего говорить, – серьезно заявила она. – Я видела. Вы были лучшими.
Я встал и прошелся по комнате. Милая девчушка. В ее лице, чуточку излишне полноватом, было что- то от высокогорного цветка. Такого, что тянулся к солнцу, но которому не мешали ни дождь, ни ветер. Я остановился рядом с ней и положил руку ей на плечо.
– Деточка, – произнес я с улыбкой. – Мы такие одинаковые. Все. Среди нас нет лучших. И уж наверняка – худших.
Она гибко повернулась на месте, так что ее лицо оказалось прямо перед моим. Большие, широко расставленные глаза, узкий нос с изящно очерченными ноздрями и темные брови, загибающиеся вверх. Милая девушка.
– Сверхлюди? – вызывающе спросила она. – Или, может быть, даже автоматы? Позабыл, что я медик. Вы были лучше на три пункта. Это значит, что те были втрое ближе к ошибке.
– Но ее не допустили? – подхватил я.
Она перепугалась.
– Так или иначе, – заявила, – полетит твой экипаж. Я знала об этом... – она заколебалась.
– Как только нас узрела? И поняла, что либо мы, либо никто. Была когда-то такая песенка.
Она призадумалась, не обидится ли. Но взяла себя в руки.
– Не вас, – поправила она. – Тебя. Может, вы и в самом деле такие одинаковые. По службе и так далее. Но не для девушки. В любом случае, не для меня. Достаточно, что я знала. И не трактуй это как- нибудь по-другому. Я говорю, поскольку так и есть. И именно тебя я пришла попросить, чтобы ты сделал все для Энн... Все, что окажется возможным... – тихо добавила она.
К этому времени я уже перестал улыбаться. А теперь почувствовал, что в комнате становится холодно. Встал и передвинул ручку климатизатора. Сделал бы еще что-нибудь, лишь бы хоть немного занять время. Но мне ничего не приходило в голову.
Я не спеша вернулся на свой диван и посмотрел ей прямо в глаза. Она спокойно встретила мой взгляд.
– Деточка, – мой голос звучал чуточку тише, чем следовало бы, – не надо слишком на это рассчитывать. Я знаю, что ты хотела сказать. И только это. Понимаешь?
Она кивнула.
– Этого я и хотела, – прошептала. – И не думай, что я так пришла бы к любому. Хотя, – тут она улыбнулась, – все вы такие одинаковые...
Наступило молчание. Я знал, что сделаю, а что нет. Создание накладок на наши программы не входило в счет. Это всегда были бы ошибочные накладки. Ошибочные, а это могло дорого обойтись. С другой стороны странно, что выбрали именно меня. Если по правде, то я ни на минуту не верил, что мои махинации с лакеем остались незамеченными. Контрольная аппаратура стимуляторов в централи должна была что-нибудь зарегистрировать. Я был спокоен. Все время. Может, именно поэтому?
Я посмотрел на девушку. Она сидела неподвижно, внимательно меня разглядывая. Лицо ее было чутким, хотя с него исчезло напряжение. Словно она только что избавилась от грозящей ей опасности.
– Ты давно здесь? – спросил я.
– Шесть лет, – ответила она безразлично. Словно я поинтересовался, выпали ли уже у нее молочные зубы.
Я кивнул. И замолчал.
– Жду, – добавила она чуть погодя. – Мне устроили это место, наверно, из-за Энн. Я... – она заколебалась. – Мы всегда были вместе...
– Изрядный срок, – буркнул я. Было похоже, что она вот-вот расклеится. Этого не любил. – Когда, черт побери, ты успела кончить учебу? – спросил я быстро.
Она слабо улыбнулась.
– Мне двадцать шесть лет, – ответила она без горечи. – Когда ты вернешься, я буду тебя старше.
Я быстро подсчитал.
– На год. – И пожал плечами. – Станешь уже профессором. А меня отправят на курсы переподготовки. Чтобы узнать, что вы тут нагородили за эти тридцать лет.
Она отрицательно помотала головой.
Пояснила:
– Учебу я закончила здесь. – И чуть погодя добавила: – Не быть мне профессором.
– И чем ты занята кроме работы?
Она поглядела на меня, словно не понимая. Потом подняла брови и беспомощно пожала плечами.
– У нас здесь клубы... немного учусь... выбираюсь на прогулки.
– На поверхность.
– Тоже. Но не слишком часто. Обычно иду в сад. Там устроили кафе, такие же, как внизу.
Я невольно улыбнулся. Это «внизу» было взято из жаргона, общего для всех внеземных станций. И означало, ясное дело, Землю, и, как множество других оборотов в этом жаргоне, означало подсознательный бунт против открытий Коперника, когда в справедливости их приходилось убеждаться на собственной шкуре.
– Со мной бы ты не прогулялась? – поинтересовался я.
Она оживилась. Поднимаясь, спросила:
– Сейчас?
– Угу, – буркнул я. – На заре, увы, я не имею возможности договариваться.
Она провела меня по всей базе. Сделали, грубо говоря, километров двадцать. Для начала спустились на третий уровень, самый низкий. Там сконцентрировали все производство. И энергетику. Бесконечные ряды проводов, узлы, распределители ниобо-титановых криогенных кабелей, а точнее их панцири, по которым медленно тек жидкий водород. Теплоцентрали, обогревающие все закоулки базы. Дополнительные источники энергии. На экранах, вмонтированных в стены коридора, можно было следить за непрекращающимся процессом превращения дейтерия в гелий. Далее шли оружейные мастерские. Конвейеры химических лазеров, используемых как запалы для кварковых бомб и снарядов. Лазерные генераторы, излучатели. Множество забавных безделок для убиения, отправления и испепеления. Ежедневного расхода энергии хватило бы на распыление небольшой планетарной системы.
На этом же уровне находился вокзал гравитационной линии, соединяющей базу с опорными пунктами по всему земному шару. Но поезда прибывали сюда редко и нерегулярно. Закрытая зона.
Мы развлекались там недолго. Там же, как и на среднем уровне, именуемом диспозиционным, где жило почти все население станции. Отсюда, кстати, мы и начали свою прощальную прогулку. На этот раз мы поднялись выше. Пять шестых поверхности этого уровня занимали сады. Кроме них место разве что для аварийных и стартовых переходов. Все это на одном, самом высоком этаже, частично прикрытом, как в случае садов, только выпуклым прозрачным панцирем, позволяющим любоваться скалистым, иззубренным пейзажем без посредства телевидения. Я полюбовался окружающим базу кольцом фотоэлектронных элементов, невидимым со стартового поля. Вблизи садов находились фабрики воды, которые, однако, выставляли на поверхность лишь верхушки дистилляционных башен. Водороду, кстати, и без того хватало, благодаря обычному метаболизму живых существ. По соседству с этими башнями смонтировали широкие, плоские кислородоуловители. Уже на первых базах они работали на том же принципе. Разве что были раз в десять меньше. Совсем недавно, лет одиннадцать назад, группе Района и Лампила удалось окончательно справиться с убеганием легких молекул в слабых гравитационных полях. Лишь тогда получение кислорода из минералов и кристаллической воды приобрело значение в промышленных масштабах.
Все это я знал наизусть. Не то, чтобы так часто приходилось бывать здесь. Но технология обслуживания орбитальных баз входит в курс лекций на любом из полигонов. Тем не менее, я вел себя словно новичок, которого впервые взяли в промышленную зону кратера Архимеда. В конце концов мы отыскали укромный уголок в глубине сада, среди карликовых деревцов с непропорционально широкими кронами. Мы устроились в беседке, сплетенной из пластиковых лент, копирующих листья тропических растений. В глубине ее таилась стойка, словно перенесенная сюда из фильмов о диком Западе. Все вместе было удачно упрятано среди деревьев. Но кроме нас, здесь ни единой живой души не было. А за боковой стенкой купола вырисовывалась резкими линиями неровные кряжи Альп.
