умеющего приспосабливаться. Мы сумели с этим справиться добрые два века назад. А та — нет, верно? Ты по уши погряз в кризисе цивилизации времен двадцать первого века. Словно твои предки слыхом не слыхивали о генной инженерии, а сам ты — о гомеостатической стимуляции. Пусть так. А раз уж так, то значит, все в порядке. Но вот каким чудом ты попал в Центр? Меня это, конечно, не касается. Скажем, у тебя на то свои причины. Но как, например, можно сидеть где-нибудь возле Трансплутона и быть, черт побери, уверенным, что следовало бы заняться чем-то совершенно иным?
Он не ответил. Я выждал немножко и настойчиво повторил:
— Я ведь спросил кое о чем. Что ты делал в Централи?
Он вздрогнул. Глаза расширились. Он уставился на мои ладони, словно опасаясь, что я любую минуту сделаю что-то такое, от чего ему придется защищаться.
— В Централи? — пробормотал он. — Я?
Я ждал.
Неожиданно он опомнился. Сорвался с кресла и подскочил ко мне. Остановился на расстоянии вытянутой руки и посмотрел мне прямо в глаза. Уголки рта поползли вверх. Губы у него были потрескавшиеся, покрытые клочьями отмершей кожи.
Его закачало. Он ударился о поручень кресла, отшатнулся. Даже не заметил этого.
— Минуты тишины, — прохрипел он. — В этом была моя жизнь, понимаешь?
В голосе его зазвучали одновременно и гордость, и жалоба. Он инстинктивно сделал шаг назад. Оперся о стену и сложил руки на груди.
— Я уезжал из города без всякой цели и шел туда, где росло хоть несколько деревьев, — продолжал он. — Ложился на землю, затыкал уши ватой и представлял, что трава вокруг меня тянется на километры. Что там, за деревьями, нет тропок, тропинок, дорог, городов, нет вообще ничего. Толпы, неизбежной на любом сантиметре земной поверхности. Поскольку мы уже разделили ее на эти сантиметры.
Он замолчал. Его дыхание сделалось свистящим. На лице выступил пот. Глаза его все еще были подернуты туманом, но из под него пробивалось пламя. Словно таящийся в нем огонь наконец-то начал пробиваться наружу.
— Земля, — продолжил он чуть погодя. — Земля. Кусочек луга, пригорок, немножко воды. Понимаешь? Нигде и ничего такого. За всю жизнь. Силовые поля, стимуляция, свист тахострады, грохот ближайшего города, голоса людей. Не людей, людские. В этом разница. Монотонные, неразборчивые, присутствующие всегда и везде, как эти… колокола.
Он замолчал. Помотал головой. Взглянул на меня чуточку более осмысленно.
— Понимаешь, о чем говорю? — подозрительно спросил он.
Я спокойно кивнул. Бросил:
— Понимаю. О тишине.
Я подошел к климатизатору. Становилось душно. Словно вокруг базы снова полыхал лес. Неожиданно для самого себя я развернулся и сделал несколько шагов к нему.
Бросил:
— Это был ты?! Просил о помощи? Предупреждал?
Его глаза заблестел. Он выпрямился, поднял голову.
— Я… просил?.. — выдохнул он.
Я пожал плечами.
— Может, не ты, — проворчал в ответ. — В таком случае выслеживал того, кто рассчитывал на мою помощь. Кто с тем и пришел ко мне. Об этом тоже ничего не знаешь?
— У тебя кто-то был?! — выкрикнул он. Я не ошибся. В его голосе прозвучало нечто большее, чем просто любопытство.
Я опомнился.
— Ладно, — махнул рукой. — Времени у нас хватит. На всякий случай, — добавил, буду задерживаться возле каждого кустика. Может сам выбирать. Если уж предпочитаешь такой способ общения. А я пока…
— Погоди, — перебил он, — о чем ты? Ведь здесь, — уточнил, — здесь же никого нет…
Никого. А раз так — говорить не о чем. Допустим, он искренен. На худой конец этому можно поверить. Что он ничего не знает. И не хочет согласиться с этим. Слишком уж сильно на него это подействовало, он даже не смог говорить дальше.
— Ладно, — произнес я сквозь зубы. — Никого здесь нет. Только лес, горы, зверушки. Тишина. Порой начинает что-то мерещиться. Но все это — сказочки. Которыми мне захотелось тебя позабавить.
Его лицо потемнело.
— Говори, — прошипел он. Наклонился в мою сторону, руки напряглись.
— Не о чем, — возразил я. — Это только тишина.
— Тишина! — выдавил он.
Я ждал. Он стоял напряженный, не сводя с меня глаз, потом голова его поникла. Прошла минута. Может быть, больше.
— Тишина… — повторил он наконец изменившимся голосом. — Мысли соразмеримые со временем. И не только мысли. Все, что ты делаешь. Я всю жизнь мечтал о тишине.
— Теперь ее у тебя предостаточно, — отрезал я.
Он вздрогнул. Глаза расширились. В них не осталось ни следа дымки. Одно лишь пламя. Отчего глаза стали чуть ли не белыми.
— Верно! — выкрикнул он. — И я не никому не позволю отобрать ее!
Его голос звучал торжествующе. Он выпрямился, воздел руки жестом древнего пророка.
С меня этого было предостаточно. Теперь я посмотрел на него несколько иначе. И дольше, чем следовало бы. Он оглянулся. Глаза потухли. Он опустил руки и стал озираться словно бы в растерянности.
— Мне пора, — сказал он так тихо, что я едва его расслышал.
— Тебя ждут? — поинтересовался я.
Он замер. Невероятно медленно поднял голову. Прошептал:
— Кто?
— Не знаю, — я улыбался. — Может, вы переговариваетесь во сне? Я о чем-то таком слыхал.
— Да? — хмыкнул он. — Кто-то тебе об этом рассказывал? Или ты сам хочешь, чтобы так было?
Он снова стал собой. Как тогда, на холме, когда преградил мне дорогу. Над этим стоило поразмыслить. В его случае колокола действовали, видать, выборочно. С перерывами. На улаживание дел, которые — с его точки зрения — были неотложными.
Так или иначе, но я до сих пор ничего не знал.
И — что хуже — выходил из игры. Меня раздражал его голос. Его присутствие. Я затосковал по тишине, о которой он столько говорил. Нет, не о той. По моей тишине.
С того момента, как он переступил порог базы, я знал, что отсюда он не выйдет. Что я вынужден так поступить, поскольку именно этого ожидали от меня люди, которые меня здесь оставили. Неожиданно я отказался от своих намерений. Люди всегда рассчитывают на нечто большее. На то, например, чтобы все выяснить. Заперев его теперь в гибернаторе, я лишался бы такой возможности. Если не навсегда, то на полвека. Достаточный срок, чтобы призадуматься.
Он направился к выходу. Не спешил. Большой, сытый зверь, разгуливающий по клетке. Такими были его движения. Такого можно безнаказанно рассматривать. Если не приближаться к решетке.
Я следил за ним глазами. Он вошел в тамбур, даже не обернувшись, чтобы кивнуть на прощание. Я выждал некоторое время и двинулся следом. Остановился в дверях, опершись о косяк. Поинтересовался:
— Придешь?
— Угу…
— Один?
Он остановился. Какое-то время нашаривал замок, словно впервые имел дело с магнитными защелками, применяемыми на всех объектах Централи. Нашел наконец. Сноп света ударил в лес.
— Да, — произнес он твердо.
Только когда он исчез из поля моего зрения, я шагнул на порог. Всмотрелся в то место, где еще можно
