свет ночи казался мне гораздо ярче того утреннего света, который лился из окна.
Наконец, я тряхнул головой и спрыгнул с кровати. Отыскал шлепанцы и прежде чем сунуть в них пальцы ног, вдруг замер: мои ступни были в пыли, между пальцев ног остался песок. Пыль и песок обнаружил и на простыне, когда откинул одеяло. Значит, это был не сон! Я на самом деле выходил ночью во двор и стоял под звездами. Никому тогда я об этом не рассказал. Боялся, что родители меня отругают, а друзья засмеют и назовут лунатиком. Та ночь и мое ночное приключение стали первой моей тайной. И вот только сейчас, спустя многие годы, пришло время разгадать её.
Я не любил грозовые тучи и ложь, тоску школьных мероприятий и подлость врагов, программу «Время» и военные фильмы с кровью и слезами вдов, стояние в углу и ожоги крапивы, хромых животных и трупики птиц, хвастовство мордастеньких отличниц и тупость двоечников, пощечины с подзатыльниками, двойки в дневнике и исправленные красными чернилами ошибки, ссоры родителей и отцовские неприятности на работе, праздничные застолья с пьяными мужиками и переодетых женщин с подрисованными усами, второе сентября и похоронный марш.
Я любил улыбки родителей и друзей, весенние ручьи и летние вечера, снег под солнцем и золотые листья осени, утреннее море и белые цветы акаций, пельмени и абрикосовое варенье, салат «Оливье» и ситро, кафе «Молочное» и официантку Валю, малину и персики, ванильное мороженое в вазочке на берегу моря у маяка, колесо обозрения в парке, зачитанные книги и исцарапанные диафильмы, швартовку корабля и шторм при солнце, раздольный вид с горы и полет птиц в синем небе, сказку на ночь и запах кофе по утрам, радугу после дождя и первый гром, щемящий в горле дым горящих осенних листьев и звон коньков на катке, бабушку Варю с орехами в кармане и ноги колесом дяди Гены из нашего подъезда и его маленького приемного сынишку, первые дни каникул и запах железной дороги.
Всё это проплывало передо мной, переплеталось лентой Мебиуса, восходило ввысь и падало вниз, снова появлялось и чего-то от меня ожидало, и куда-то звало.
Из череды дней блеснул один… Мы с моим другом Сашкой сидели после футбола на скамейке у нашего подъезда и лениво разговаривали, обсуждая впечатления уходящего дня. Еще мы планировали, как утром пойдем на рыбалку, и обсуждали, где бы накопать червей. Вдруг Саша встрепенулся, повернулся ко мне и спросил:
? Как ты думаешь, а счастье есть?
? А как же, ? кивнул я, ? обязательно.
? Думаешь, мы его найдем? ? перешел он на шепот.
? Найдем, ? тоже почему-то шепотом сказал я. ? Иначе зачем тогда жить?
? Точно! ? вскрикнул Саша, потом оглянулся вокруг и с улыбкой сказал: ? Эх, здорово! Настоящий читатель
Как-то раз Олег познакомил меня с замечательным человеком. Называли его по-разному. Наряду с обычными Роман Евгеньевич и гражданин Боленов случались так же «князь Оболенский», «мэтр» и «док». Сам он объяснил, что с бегством предков из Питера из фамилии исчезла начальная буква фамилии «О», а потом в тридцатые годы репрессий завершающее подозрительное «-ский» сменило окончательное «-ов». Так Оболенский превратился в Боленова. В том, что Роман Евгеньевич князь, никто не сомневался. Стоило взглянуть на его лицо и руки. Примерно отсюда же происходило «мэтр». Ну а «док» ? совсем просто: он имел докторскую научную степень и служил профессором в университете.
В тот вечер мы прогуливались по скверу и обсуждали книгу Овчинникова «Корни дуба». Мужчина, сидевший на лавочке между портфелем и стопкой книг, когда мы проходили мимо, негромко проворчал:
? Насколько я понимаю, молодые люди столь многословно восхищаются заклятыми врагами России?
? Юра, познакомься, ? сказал Олег, ? этот господин ? князь Оболенский Роман Евгеньевич, доктор наук, профессор и самый начитанный человек Поволжья.
После крепкого рукопожатия, по дороге в кафе «Театральное», князь изложил краткую историю военно-политического противостояния Великобритании и России. Слегка коснулся тайных причин Октябрьской революции, судеб Российских духовенства и аристократии… Потом, сидя в богемном кафе в ожидании фирменных пельменей в омлете, по просьбе Олега Роман Евгеньевич рассказал о своем отношении к искусству чтения.
? О, да, голубчики, это на самом деле искусство, которое может изменить жизнь. Скажу откровенно, мне книги спасли жизнь.
? Сразу представляется летящая пуля, застрявшая в толстой книге, которую вы прижали к сердцу, ? сказал я.
? А что! ? Улыбнулся князь. ? Эта метафора не далека от истины. На самом деле, книги философского и исторического содержания привели меня в религию: к Библии, потом житиям святых, а уж следом, естественно, появились в моей жизни молитвослов и псалтирь. И, собственно, молитва на протяжении множества лет оберегает меня от зла.
? А это как-нибудь связано с вашим искусством чтения? ? спросил я.
? Конечно, Юра, самым непосредственным образом, ? кивнул мэтр. ? Мне представляется, ты желаешь узнать об этом