мысли. Иногда они бесследно исчезали, но иногда появлялись мысли нехорошие и, чтобы их прогнать, требовалось немалое усилие. Самое главное — это сосредоточиться на словах молитвы. Когда слова с языка сходили в мозг, сила их вырастала. Но когда молитва из ума через дыхание спускалась в сердце, она превращалась в щит, невидимо ограждавший со всех сторон. Внутрь такой защиты ничего суетного проникнуть не могло. Если снова не приходило рассеяние.
Мощные лапы Пса несли его навстречу опасности. Ноздри ловили ненавистный запах врага. Глаза в поиске двуногого шарили по земле и кустам, домам и деревьям. Он превратился в боевую машину, не знающую пощады. Ничего, кроме смерти, не могло остановить этой стремительной атаки. От желания снова ощутить опьяняющий вкус крови его внутренности напряглись и прибавили сил.
Враг появился внезапно из-за угла. Пес глубоко вдохнул, сделал последний прыжок и взлетел над землей, обнажив лезвия клыков. Он уже долетал до горла двуного, оставались доли секунды. Вот сейчас его клык вонзится в эту мягкую пульсирующую жилку, и на его язык прольется обжигающая соленая сладость… Вдруг — удар по всему телу! Пес отлетел и рухнул в кусты.
…Моя молитва снова рассеялась. Я ловил ее слова, как рассыпающиеся бусины, собирал ее, нанизывал — бесполезно. Наконец, рассердился и гневно плюнул себе под ноги. В этот миг откуда-то слева обдало холодным смрадом. Меня парализовало страхом. В оцепенении я пытался выдавить из сведенного судорогой рта спасительное Имя. Я не сомневался, что только это может меня защитить. Но рот словно зажали мягкой подушкой. Мое напряжение достигло предела. Казалось, сейчас лопнут мои артерии, когда я выдавливал изо рта хотя бы слабый шепот Имени. Слева на меня неслось что-то страшное и черное с раскрытой пастью. Я видел злобные беспощадные глаза, видел сверкающие в лунном свете острые желтые клыки. Отчаянный страх пронизал меня арктическим холодом. Смерть летела на меня быстрее молнии. И в самый последний миг жизни, в полном изнеможении я выдохнул «Иисус…» — и черную смерть ураганом отбросило прочь!
Пес лежал скованный параличом, как мешок с мясом. Его зоркие глаза видели, как удаляется двуногий. Чуткие ноздри ловили тающий запах врага. Уши слышали, как человек негромко сказал: «Слава Тебе, Господи!» Пес жалобно, по-щенячьи, заскулил. Он перестал быть хозяином района. Теперь он обязан умереть.
Я проснулся весь в холодном поту и сел на кровати. Сначала я поискал глазами черного пса. Слава Богу, его не было, и я облегченно вздохнул. В углу перед иконами на коленках стояла Света в ночной сорочке. Она оглянулась и улыбнулась.
— Я тебя напугал? — просипел я сдавленной глоткой.
— Немного, — кивнула она. — Но мне это знакомо. Я только окропила тебя святой водой и прочла «Да воскреснет Бог…» — и ты очнулся.
— Я кричал?
— Нет, стонал тихонько.
— Прости, пожалуйста. И спасибо за помощь, боевая подруга.
Света заснула сразу, чуть голова коснулась подушки: видимо, устала. Я же чувствовал себя на удивление бодрым. Просто лежал на боку и неотрывно смотрел на спокойное лицо жены. От сна черты лица размякли, она стала похожей на ту девочку Свету, рядом с которой я лежал во время послеобеденного тихого часа на парусиновой раскладушке в детском саду. Какое чудо это зрелище! Эти мягкие переливы нежной кожи лица, серебристых от лунного света волос, гибких тонких запястий, вздрагивающих пальцев… эта едва заметная артериальная пульсация на длинной беззащитной шее… слабый ветерок от беззвучного дыхания… И теплая нежность, заполняющая меня от сердца до кончиков пальцев — всего без остатка. Ради этого можно не раз пройти через те испытания и потери, которые мне достались. Ради этого можно было заплатить цену во сто крат большую. Любимая, спи… Ребята, спасите!
Утром, едва проснувшись, снова проваливался в пропасть сна. Я в исступлении, моя душа ис-ступила, вышла из тела и чувствовалось, как не хочет она возвращаться из свободного полета в мое усталое больное тело. Но вот, покапризничав, она брезгливо занимает свое место и начинается утренняя борьба. Слева подкрадываются помыслы: прокляни этот поганый день, он принесет тебе одни неприятности, заботы, суету… Усилием воли я отвергаю это предложение и насильно благословляю наступающий день. И произношу: «Слава Тебе, Господи, за Твое долготерпение! За то, что Ты меня не отправил в геенну, где мне самое место по грехам моим, но дал мне еще один день на покаяние. Благослови, Господи, этот новый день! Пусть он послужит моему спасению». И сразу все засветилось вокруг, засверкало. Всё хорошо! Всё так, как надо!
После молитвы я сидел на кухне и предавался созерцанию. На душе стояла тишина, она рождала невидимый свет, который изливался на окружающее меня пространство и будто золотил все вокруг. Я старался не двигаться, чтобы не спугнуть, не растерять этот светоносный покой. Светлана в это время готовила завтрак, и это доставляло мне эстетическое удовольствие. Все, что она делала, получалось у нее необычайно красиво. Скорей всего, она этого даже не осознавала. Потом мое внимание привлек голубь. Он сидел на подоконнике и стучался клювом в оконное стекло. Наверное, кушать просил. Насыпал я ему горку пшена, хлебных крошек, — а тот улетел.
— Испугался, что ли? — протянул я разочарованно.
— Да нет, — улыбнулась Света, — за супругой полетел, чтобы на завтрак пригласить.
