покойниками — это молитва. Она может преодолевать тот барьер, который разделяет наши миры: земной и небесный. Начни молиться за упокой его души и ты почувствуешь, как он стоит рядом и радуется каждому твоему слову. Понимаешь, одиночество — это обман. Мы никогда не бываем одинокими. Рядом с нами всегда Бог, Пресвятая Богородица, святые, ангелы и наши возлюбленные. И всех нас соединяет молитва. Живой нитью, которая и здесь и там.
Пока я говорил, на кухню вошла мама: «Не помешаю?» — «Что вы, Елена Григорьевна, милости просим», — невестка придвинула стул. Мама присела к столу. Света налила свекрови чаю, бережно протянула чашку и придвинула блюдце с печеньем: «На здоровье». Моя старушка пила чай и с доброй улыбкой слушала разговор. Она умела не привлекать к себе внимания. Вот и сейчас просто сидела, прихлебывала чай и молчала.
— Какие вы счастливые, что у вас все это есть, — прошептала Оля. — Мне так хорошо с вами.
— А ты приходи к нам в любое время, — сказала Света. — Гость в дом — Бог в дом.
— Правда? Можно? — улыбалась Оля.
— Конечно, Оленька, — кивнул я. — А мы обещаем, что с сегодняшнего дня будем молиться и за тебя и о упокоении твоего мужа.
— А мне с чего начать? — спросила Оля. — Я ведь ничего не умею.
— Начни, как все, с «Отче наш», — сказал я. Сбегал в спальню за молитвословом и протянул Оле: — Вот, видишь, это на церковно-славянском, а вот — на русском. А вот тут молитвы за упокой. Просто читай перед сном и утром, как проснешься. А в субботу мы тебя приглашаем в церковь. Там тебя отец Сергий исповедует, и ты сразу ощутишь вкус новой жизни. И поверь, эта новая жизнь все изменит к лучшему. Потому что Господь — это Бог любви и света.
Атмосфера на кухне была очень приятной. Черная беда, с которой пришла Оля, исчезла. Ее будто вытеснил свет любви. Женщины заговорили о чем-то житейском. Но это неважно, о чем они говорили, все равно в переводе их слова звучали так: мы любим друг друга и поможем всем, кто нуждается в нашей поддержке. Я смотрел на мою Свету, у которой в золотистых волосах снова заплутались солнечные лучи; на старенькую маму, кроткую и добрую; на Олю, утешенную в горе. Смотрел на этих женщин, которых любил, каждую по-своему, и подумал, а ведь у них даже имена похожие. Светлана по-славянски, Ольга по-варяжски, Елена по-гречески — означают одно и то же: огонь, свет, факел. То есть, огонь, дающий свет. Так что находился я среди трех светильников, и хорошо мне было с ними.
Вечером мы со Светой встали на молитву. Обычно мы читали молитвы по очереди: одну она, одну — я. Признаться, раньше я с трудом заставлял себя встать на правило. А с тех пор, как у меня поселилась Света, я стал ожидать этого момента: вместе молиться не только легче, но и радостнее. В такие минуты я был счастлив в самом высоком смысле слова. Я чувствовал невыразимое благодатное единение с моей возлюбленной. Мы были вместе, как в детстве, когда держались за руки и… летали. Совместная молитва и стала нашим полетом: мы отрывались от суеты и взлетали душой в Небеса.
В тот вечер в правиле «на сон грядущим» помянули мы Ольгу о здравии, а Максима о упокоении. Как закончили правило, зазвонил телефон. Света кивнула: «Подними, Андрюш, ? Оля звонит». На самом деле, это была она.
— Андрей, я впервые сегодня молилась.
— Поздравляю.
— Спасибо. Ты знаешь, мне сейчас так спокойно. Я впервые после смерти мужа чувствую себя хорошо. Я звоню, чтобы поблагодарить вас. Вы очень хорошая пара. Я теперь понимаю, почему ты ожидал Свету всю жизнь. Она у тебя просто чудо.
— Согласен.
— Слушай, Андрей, ну почему, чтобы прийти к Богу, нам обязательно нужно дойти до края… Впрочем, это вопрос без ответа. Все. Прости за поздний звонок. Спокойной ночи. Битва за отца
С тех пор, как отец вышел на пенсию, он заразился «диванной» болезнью. Лежит мой старичок и смотрит телевизор. Казалось бы, ничего страшного не делает, а просто убивает себя медленно и верно. Раньше-то хоть вставал и переключал каналы. Раньше хоть кинофильм до конца досматривал. Теперь купили телевизор японский с пультом. Лежит и часами щелкает по десяти каналам, чтобы одновременно «быть в курсе» всего сразу. Часов в девять вечера прибегает на кухню: «Я так за них переживаю!», накладывает тарелку еды и — обратно к ящику. Потом приносит тарелку и сообщает: «А наши-то победили!» — «Кто наши? — «Да эти, спецназовцы — инопланетян». А глаза красные, а лицо зеленое, как у этих самых пришельцев. И живот выпирает, как огромная грыжа…
Однажды я воспылал «ревностью не по разуму» и в сердцах полоснул ножом по антенному кабелю в коридоре. Телевизор замолчал. Зато старики заплакали оба сразу и навзрыд: что же ты нас последней радости лишил? Что мы тебе сделали, сынок? Уладила все, конечно, Света. А мне пришлось извиняться перед всей семьей и покупать новый кабель.
В отместку, что ли?... И меня затащил отец «на премьеру». Самое страшное, я тоже увлекся, как алкоголик водкой. И я также бегал на кухню и резал бутерброды и поглощал их на нервной почве. Отбивал у отца пульт и