– В настоящее время я один из девяти долгоживущих в лагере. Все мы получали образование в Университете Центра. Я был способным и старательным учеником. В общих чертах я представляю, что такое радиосвязь, но не разу не видел ни одного радиоприемника и не слышал, чтобы где-то у нас в метро было что-то подобное. В нашем лагере – точно, а в других лагерях Партизан – наверняка, радиосвязи нет. На мой взгляд, единственным местом, где уровень знаний и остаток техники мог позволить создать что-то подобное – это Центр. Поэтому вам, пожалуй, надо туда. Что касается угроз, то самой близкой для нашего лагеря являются лес и лесники. Но, к-сожалению, это далеко не единственная и даже не самая страшная опасность. Голод, эпидемии, мутировавшие чудовища, Американцы, дикие диггеры, и, наконец, ленточники. Мы окружены бедами и опасностями со всех сторон и кольцо сужается. Иногда мне кажется, мы здесь все сгрудились в зыбком пузыре, который вот-вот лопнет… Снова я о грустном…
Батура, страдальчески улыбнулся, разлил на сей раз по пол-рюмки, кивнул собеседникам и махом выпил налитое.
– … К-счастью за всё метро я не в ответе. Мне бы с нашей станцией разобраться. А первой проблемой моей станции является лес с лесниками. Как мне доложили, вы прошли с боем от Партизанской. Кстати сказать, это когда-то была столичная станция Партизан, оттуда и название. Ещё лет восемь тому назад там человек семьсот народу жило только в Нижнем лагере. Зажиточная была станция. В Верхний лагерь только в тридцать уходили. Они поставили мощные решетки со стороны леса, покрепче тех, которые вы видели, и понадеялись на них. К решёткам патруль выставляли всего три человека, чтобы обрубали побеги леса, которые через решетки лез. Но лес оказался сильнее. Он обмотал побегами решетку и вырвал её вместе с фундаментом. Орда лесников, сметя заслон, кинулась в лагерь. Их там было больше тысячи и почти у каждого шишка на брюхе. Около сотни детей и баб убежали, пока лес с лесниками не отрезали путь остальным. Я тогда с нашими выступил им на помощь, но лес уже был на пол-пути. Со станции ещё были слышны крики, а помочь мы ничем не могли. Пришлось паять свою решетку и усиленный заслон выставлять.
Так вот мысль у меня, поквитаться с лесом. После того, как вы прошлись по Партизанской и туннелю, лес, и особенно лесники, не скоро силы восстановят. Надеюсь очистить туннель до Партизанской и саму станцию захватить. Поможете?
Рахманов, несколько смутившись, ответил:
– Видите ли. Я вам объяснял, что у нас приказ, которым установлен следующий приоритет задач: обнаружение инициатора радиосигнала, установление радиоконтакта между Минском и Москвой, а уже потом – оказание помощи вашим людям. К-сожалению, до выполнения первых двух задач приступать к третей, рискуя жизнями наших людей, мы не можем.
– Ладно, я так и думал, – грустно заметил Командир, – Однако если мы позаимствуем у вас один огнемёт, непосредственной угрозы жизням ваших людей это не составит? У нас есть небольшой запас бензина, сами мы пытались сделать огнемёт, но ничего достаточно эффективного и безопасного не получалось. А ваш – это просто чудо. Извиняюсь за хамство, мы уже его даже испытали. С ним мы с лёту прожжём лес аж до Партизанской.
Дехтер было дернулся что-то возразить, но Рахманов, обратив внимание, что монолог Батуры по поводу заимствования огнемёта является скорее утверждением, а не просьбой, положил на плечё Дехтера руку и с деланной вежливостью ответил:
– Конечно-конечно. Берите. Мы рады вам помочь.
Было видно, что командир Партизан уже давно считал огнемет своим, однако столь быстрое «урегулирование вопроса» его явно обрадовало, и он быстро разлил оставшееся в бутылке по рюмкам, поднял рюмку и сказал:
– Вот и славненько, за победу..
Когда все выпили, он доброжелательно продолжил:
– Вам нужно в Центр – там вы найдёте, что ищите. Я вам дам проводника, который вас проведёт. Пока будете идти по владениям Партизан, вам особо ничего не угрожает, но потом будьте бдительны. Выходите рано утром – вместе с Ходоками – у нас как-раз очередной обоз собрался. А мы завтра выступаем на лес, всем лагерем. С других лагерей Партизан отряды также подходят. Славная будет бойня, жаль, что не увидите.
Они ещё с пол-часа поговорили. Батуру развезло. Видимо сказывалась ослабленность организма. В порыве пьяной откровенности он рассказал, что когда он был молодым, в лагере был установлен 25-летний возрастной ценз, затем, с учётом нехватки людей в Верхнем Лагере и перенаселением нижнего, ценз был снижен сначала до 24, потом до 23 лет. Правда Объединённый Совет Верхнего и Нижнего лагерей, председателем которого является он, может по результатом единогласного голосования, продлить на один год срок нахождения в нижнем лагере Партизанам, совершившим подвиг или представляющим особую значимость для лагеря. Но это случается крайне редко.
Исключение составляют Специалисты – лица, получившие образование в Центре, главным образом медики, электрики, зоотехники и Командир, как главный администратор лагеря. Однако даже Специалисты лишались данного звания и немедленно оказывались в Верхнем лагере, в случае совершения провинности или в связи с невозможностью выполнения обязанностей специалиста по состоянию здоровья или по другим причинам, а также, если на их место приходил другой Специалист. Ситуация с продовольствием в лагере в последнее время ухудшается, они находятся на гране голода и поэтому в Совете всерьёз поговаривают о снижении возрастного ценза до 22 лет.
– Если это случится, – с горькой усмешкой сказал Командир, – я сам откажусь от звания Специалиста и уйду в Верхний Лагерь. Я не имею никакого права жить так долго…
3.6.
Как оказалось, проводником им назначили Светлану. Она была специалистом по внешним связям и поэтому ей поручили сопровождение уновцев в Центр,
Им разрешили идти в Центр с плановым обозом, состоящим из двух велозрезин. Велодрезина – ужасное ржавое сооружение – установленная на рельсы тележка метров семи длиной, с крепящимися по бокам восьмью сидениями и педальными приводами.
Старшей здесь была «Купчиха» – смекалистая девчонка лет двадцати. Как рассказала Светлана, отец Купчики когда-то был старшим обоза. Когда Купчихе было четыре года, её мать не то убили, не то уволокли с собой дикие диггеры. Отец стал её брать с собой в походы. Потом пришел его срок подыматься в Верхний Лагерь, а она так и продолжила ходить с обозами, сначала помощницей, а последние несколько лет – старшей обоза. Она занималась коммерцией, продавая и обменивая производимые Партизанами товары и продукты.
С каждым обозом отправлялись два десятка Партизан. Этих молодых парней здесь называли «Ходоками» . Это был местный спецназ. Они не были так худы, так как получали больший паёк. Они были покрепче сородичей, и все как один угрюмы и неразговорчивы. Одеты в плащи из неаккуратно сшитых, плоховыделанных, вонючих свиных шкур. На поверхность плащей сзади и спереди были нашиты металлические бляхи, имитирующей доспехи сомнительной прочности. На поясе, затянутом поверх плаща, слева болтался меч в ножнах, справа – колчан с десятком стрел. За спиной или в руках они держали арбалеты. На головах – довоенные армейские каски.
Старшим был здесь Митяй – на вид ему было около двадцати пяти. Видимо совет Лагерей несколько раз продлевал ему жизнь за подвиги, без которых выжить при его профессии было крайне сложно. У Митяя не было правой руки по локоть – при выходе на поверхность он потерял её в схватке с мутировавшими тварями. На культю ему был привязан арбалет, а ножны с мечом у него висели на левом бедре. Что-то подсказывало, что и тем и другим Митяй обращается никак не хуже других.
Митяй выставил четыре дозора – в ста и пятидесяти шагах спереди и сзади основного обоза, так, чтобы впереди идущие были видны в свете фонарей сзади идущих. Дехтер, проявляя нескрываемый скептицизм по поводу вооружения Партизан, пытался настоять на том, что в первом дозоре должен идти он, либо кто-то из уновцеы. Митяй кратко ответил:
