– И с вами перессорился тоже?
– Почему тоже? Да нет… Просто, общаться стали меньше. Служба, режим.
– А вот уже сейчас, в Москве… – Юра опять вертел в пальцах эту дурацкую ручку и заметил, что взгляд Мигунова время от времени постепенно сползает на нее. – …Катранов не заводил с вами разговоров на профессиональные темы? О том, что касается работы Службы Правительственной связи, Генштаба? О лицах старшего офицерского состава?
Мигунов задумался. Он вспоминал. Просеивал события сквозь мелкое сито. Ясно, что Катранов друг и все такое, но истина все-таки дороже.
– Ну, о работе-то мы по-всякому говорили… Не все же о бабах…
Железный полковник Мигунов вдруг усмехнулся, снижая тон до грубовато-доверительного.
– Но и с понятием государственной тайны мы тоже не первый год знакомы. Не салаги уже… Тридцать лет под особым отделом ходим, сколько циркуляров прочли, инструктажей прослушали…
– Я понимаю. Но, может, как-то случайно проскакивали факты, цифры, имена? Особенно когда выпивали? У вас вот встреча выпускников была… Там многие языки развязали… А?
Наивный капитан Евсеев очень-очень хотел услышать хоть какое-то подтверждение своим грязным и примитивным гипотезам, в порыве рвения забывая, что его собеседник в таком случае собственноручно подписал бы себе приговор за разглашение.
– Нет, не помню такого, – буркнул Мигунов.
– А вот это он вам показывал когда-нибудь?
Юра жестом фокусника извлек из стола пластиковую пластинку со срезанным углом.
– Что это такое? – Мигунов не дрогнул.
– Информационный носитель, – обтекаемо ответил Юра. – Можете взять, посмотреть. Может, вспомните…
Мигунов с любопытством повертел в руках флеш-карту, положил на стол.
– Нет, никогда не видел.
Подумал и все-таки спросил:
– Это у Катранова нашли, что ли?
Юра неопределенно пожал плечами, давая понять, что тоже знает, что такое государственная и служебная тайна.
– О бдительности позабыли в наше время, вот что я хочу сказать, – посетовал он, почти слово в слово повторяя одну из любимых сентенций своего отца. – А бдительность – нужна! Даже в разговорах с лучшими друзьями детства!
Мигунов переложил ногу, слегка развел ладонями: что ж, он не спорит, нужна… За лучшего друга детства он не оскорбился.
Юра спрятал флеш-карту в стол.
– Хорошо. Теперь распишитесь. Здесь, здесь и здесь…
Полковник поставил подписи в нужных местах.
– Ну что, уложились мы в двадцать минут? – весело спросил Юра, вставая.
Мигунов еще раз глянул на часы, пробормотал без тени улыбки:
– Почти.
Как вежливый хозяин, капитан проводил полковника до двери. Уже у самого порога, придержав рукой ручку, Юра спросил самым непринужденным тоном:
– И все-таки, как вы считаете: был среди вас в Дичково шпион?
Мигунов был на полголовы выше его и заметно шире в плечах. Скала, глыба. Вместо того, чтобы сникнуть при этих словах, как сникают картонные шпионы в бездарных «патриотических» фильмах, он наоборот – словно вырос, навис над Юрой тяжелым каменным утесом. Как знать, если все это ошибка и Мигунов чист… или достаточно удачлив и изворотлив… если так, то когда-нибудь Юра может пожалеть об этом разговоре, ох как сильно пожалеть.
– Я… Я не знаю, – неожиданно дрогнувшим голосом вдруг ответил полковник. – Ничего не знаю. И ничему уже не удивляюсь, вы понимаете…
– Понимаю, – посочувствовал Юра.
– Все-таки думаю, что не было. Не было среди нас шпиона. Надеюсь на это, – с нажимом добавил Мигунов.
– Я тоже надеюсь. Искренне надеюсь. До свидания.
«Просел утес, ай, просел», – подумал Юра.
Грант Лернер смотрел на Кремлевскую стену и Мавзолей из окна «Боско- кафе», расположенного на первом этаже ГУМа. Где еще отдохнуть туристу Витторио Джотти, как не в итальянском ресторане в самом сердце Москвы? Хорошее место. Уютный светлый зал – то ли из-за зеркал, то ли от обилия затейливых светильников, то ли благодаря огромному окну над входной дверью. Радостные красно-желтые тона, по-апеннински черный, без оттенков, кофе, паста, тирамису, граппа и лимончелло, тихая приятная музыка плюс прекрасный вид на Красную площадь. Людей немного, и все они иностранцы – или только похожи на иностранцев, поскольку, как и Лернер, пялятся в окно, разглядывая главную московскую достопримечательность…
Нет, одна пара, за вторым от Лернера столиком: стройная брюнетка и ее носатый спутник, – эти точно иностранцы. Мэри Бинтли и Кевин Роу. Она – сотрудник секретариата, он – программист-компьютерщик, оба работают в посольстве США в Москве. Лернер знал, что Бинтли восемь лет как разведена с мужем, полицейским сержантом из Нью-Джерси, а носатый Кевин Роу терпеть не может женщин, и брюнеток в особенности. А сюда они пришли по распоряжению резидента ЦРУ Бицджеральда, работающего под прикрытием должности военного атташе.
Лернер хорошо представлял, как Бицджеральд надувает свои дряблые серые губы, поднимает глаза к потолку и скрипуче произносит: «В четверть двенадцатого вы должны быть на Красной площади, у ГУМа. Дважды пройдитесь вдоль витрины „Боско-кафе“ – туда и обратно. Не торопясь, прогулочным щагом,
Инструкция звучит довольно непонятно и странно, но сотрудники посольства народ привычный и дисциплинированный, лишних вопросов не задают.
Правда, эти – Бинтли и Роу, наплевали на инструкции и пришли раньше на пятнадцать минут. Постояли немного у витрины, замерзли и… зашли в кафе. Идиоты! Кто вам говорил: «Зайдите в кафе»?!
Лернер – человек уравновешенный, это у него профессиональное, но такое явное проявление безалаберности его просто бесит. Им же ясно было сказано: в четверть двенадцатого! То есть в одиннадцать часов пятнадцать минут.
Без трех четвертей полдень. Черт, как тут еще объяснить? И что тут может быть непонятного? Или это такой своеобразный способ выслужиться, проявить служебное рвение: мол, мы такие старательные, мы пришли раньше?.. Странно. Если бы трубач в оркестре на десять тактов опередил дирижера – стал бы он рассчитывать на премиальные? Вряд ли…
Лернер отхлебнул кофе и поставил чашку на блюдце.
Его кварцевые «Сейко» показывали шесть минут двенадцатого. Погода улучшилась, площадь за окном заливали косые потоки зимнего солнца, в голове вертелась какая-то простенькая мелодия. Музыка всегда сопровождала его операции, да и помогала их разрабатывать. Наверное, он мог бы быть пианистом, флейтистом, композитором… Но музыкантом не стал, да и по полученной специальности радиофизика проработал только три года. Зато добился больших успехов в другой сфере…
Брюнетка и ее спутник встали и направились к выходу. Лернер бросил на них еще один взгляд, когда они мимо окон прошли по площади, направляясь к Васильевскому спуску. Прислушался к мелодии будущего концерта. Носатый звучал однозначно фальшиво, насчет его спутницы Лернер еще не определился. В любом случае делать окончательные выводы пока рано, главные герои еще не подошли на сцене.
Столик расположен у самого окна. Гид-переводчик, тот самый, что похож на хищную лисицу и, скорей всего, по совместительству «пасет» безобидного и бестолкового Джотти, знает, куда он направился, – погулять по Красной площади. Что может быть естественней и банальней этого желания? Из отеля
