Часовая стрелка не доползла и до восьми, как раздался звонок телефона. Дашу звали на работу. Она сумела выпросить лишь часок времени на решение срочных семейных проблем и сразу воскликнула звонким голоском:
– Вставай, поднимайся, рабочий народ! Здравствуй, страна!
– А можно еще чуть-чуть? – заныл я, хватаясь за пульсирующую острой болью голову.
– Ни в коем случае, дорогой! – сказал она непреклонно и протянула мне стакан воды с шипящей огромной таблеткой на дне. – Ты меня спрашивал, как поживает мой братец. Так вот я тебя сейчас к нему заброшу, и ты сам во всем разберешься. Может, тебе удастся как-то ему помочь. ...Или ему тебе… А?
– Ладно, – проворчал я, чувствуя, как головная боль потихоньку отпускает. – Чего только не сделаешь для любимой жены. Ты же знаешь, я для тебя в лепешку расшибусь, если надо, – соврал я бесстыдно.
Дашин «опель» по каким-то дремучим лесам, по неведомым дорогам привез меня на опушку леса. На пригорке стояла изба, откуда на шум мотора вышел потрепанный мужичок в телогрейке, накинутой на белоснежную рубашку. Я не узнал в нём того красавца-мужчину в отличном костюме, которого в последний раз видел на нашей свадьбе. Этот был обросший многодневной щетиной, вполне презирающий такие низменные вещи, как одежда, гигиена и комфорт. В избе было чисто, но пустовато. Из предметов роскоши я заметил только книги на полке над кроватью: Библия, молитвослов, Псалтирь, «Невидимая брань», «Лествица», Краткие жития святых священника Иоанна Бухарева – словом, «минимальный набор православного джентльмена».
Даша принесла из багажника пакеты с едой, свежими рубашками, расцеловала нас и уехала на работу. Я смутно помнил, что звали его Володей, виделся с ним только раз, на нашей свадьбе, но там он скромно сидел в углу, не обнаруживая себя никак, и в окружении столь ярких людей, как Игорь, Федор Семенович, Василий и наших очаровательных жен, он остался незамеченным. Вот и сейчас он только зыркнул исподлобья и молча кивнул: пойдем. Так я остался один на один с этим бирюком.
Мы помолчали. Я внутренне читал Иисусову молитву, а хозяин искоса меня разглядывал. Наконец, он будто проснулся, ожил, задвигался.
– Давай, Андрей, начнем, как положено, с молитвы, – предложил Володя.
Он протянул мне новенький молитвослов, зажег свечу, подложил кусочек ладана в кадильницу лампады, взял в руки свой сборник молитв, потрепанный, проклеенный прозрачным скотчем – и мы начали с покаянного канона, распевая песни по очереди. Потом читали акафист и кафизму. После такой совместной работы между нами протянулась невидимая нить, по которой, как по проводам, потекли токи взаимной приязни.
Только после такого зачина Володя сменил белую рубашку на колючий свитер на голое тело и предложил мне подкрепиться томленой в печи картошкой и чаем. А потом позвал на экскурсию по дому. Когда я находился в горнице, мне казалось, что в избе больше комнат нет. Просто мысленно сравнил размеры внутренние с внешними. Но вот хозяин толкнул почти незаметную за печью дверь, и мы оказались в другой комнатке, чуть поменьше, из которой вела винтовая лестница на второй этаж. Поднялись наверх.
– Как ты понимаешь, Андрей, это комната Даши. Она сюда привозила мастеров со стройматериалами – и вот, что получилось.
Да уж, этого можно было и не говорить. В отличие от аскетических нижних комнат, второй этаж напоминал номер дорогой гостиницы в русском стиле: морёное дерево под лаком, изящная мебель, ковры, декоративный камин, люстра и даже картины в бронзовых рамах.
– Ты, брат, сам выбирай, где тебе лучше остановиться: в барской части или в нижней, монашеской.
– Нет, нет, только внизу! – сказал я поспешно. – Там лучше… Молиться… И вообще.
– Как скажешь, – улыбнулся хозяин. – Но и это еще не всё! Сейчас мы с тобой спустимся в подполье.
По винтовой лестнице на первый этаж, потом по приставной лесенке – мы спустились в подвал. Володя включил освещение. Батюшки! Да тут еще один этаж.
– Это еще одна келья, это овощное хранилище, а это мастерская, – показывал хозяин дворца, открывая одну дверь за другой. – Потом долго смотрел на меня и после некоторых сомнений сказал: – А теперь, если хочешь, покажу еще одно потайное место.
Он завел меня в мастерскую, за руку протащил мимо токарного станка и инструментальных стеллажей и, сдвинув гору столярных обрезков, открыл люк. Мы спустились вниз. Он включил свет, откуда-то из невидимой ниши извлек лопатку и веник. В углу снял слой песка, обнажив крашеную металлическую дверцу сейфа, вставил большой ключ и открыл. Оттуда достал саквояж, поставил ближе к свету и раскрыл. К своему разочарованию, я увидел там пачки денег.
– Таких чемоданов три. Видишь, это рубли старого образца, это доллары, а вот это, – он достал шкатулку, – золотые царские империалы. Я прикинул, тут миллиона два в условных единичках.
– Жаль, – процедил я. – Очень жаль. Ты меня огорчил.
– Да я и сам, когда откопал, расстроился. Случайно нашел. С
