эта дама пьяна, было бы невозможно. У Маши все длинное: пальцы, шея, ноги, нос, глаза и губы ? это следствие, по ее мнению, смешения в ее артериях разнородных кровей. Впрочем, судя по ее бесшабашности, русская все остальные придавила. Перед ней за частоколом бутылок и бокалов высится гора красных панцирей и окурков. Рядом лежат сотовый телефон, пудреница и телефонная книжка. Она одновременно ест, пьет, курит, давит пальцем на кнопки телефона, делает пометки в блокноте и говорит:
? Ты видишь эту узбечку? Вообще-то она не узбечка, а японка. У нее папа русский дипломат, а мама японская японка. Зовут ее Катька. Вообще-то она не Катька, а какая-то Катаяма, что ли? Я так до сих пор и не выучила. Не важно! Катька как приезжает в Россию, в ней русский генотип дыбом встает, и она зовет меня водку пить. И самое страшное: у нее денег и здоровья ужас сколько. Мы уже две недели гудим, здесь перебывало пол-Москвы. Здоровые мужики падают, их выносят, а Катька только сегодня икать начала. А это значит, что запаса прочности у нее еще дня на три-четыре. Нет, ну ты скажи, Тишенька, это у нее от Стеньки Разина или от самураев?
? Это, Манечка, смотря на какую тему вы пьете, ? рассуждаю вслух.
? Она пьет, потому что ей в России грустно делается.
? А почему грустно, Катюш? ? заглядываю в щелочку узких глаз.
? Смысла… ик… не могу… ик… найти… ой! ? задумчиво поясняет русская японка.
? А почему, Катюша, ты столь тонкий предмет в подвале ищешь? Вы что там, на своих островах, Достоевского не читали, или Бунина, Акиру Куросаву не смотрели?
? Там это не нужно, а здесь некогда, ? отвечает за подругу Маша. ? Дело в том, что мы пытаемся найти смысл через людей, поэтому их сюда и зазываем. А они как накушаются, сразу нить теряют. Поэтому за две недели мы его и не нашли. И так каждый Катькин приезд.
? У вас машина есть? ? спрашиваю наобум.
? Как не быть! Целый лимузин с «Мосфильма». Длинный, как батон сервелата. Думаешь, как мы народ туда-сюда возим.
Я встаю и решительно заявляю:
? Слушай мою команду! Всем на выход, погружаемся в транспортное средство.
Первой вскакивает японка, готовая на все, вплоть до харакири. Следом ? Маша. За ними вяло встают мужчины из богемной сферы.
Ехать в лимузине еще терпимо, но забираться внутрь и рассаживаться по местам ? это мучение. Полубезумные люди, согнувшись в три погибели, тычутся друг в друга, с охами и стонами расползаются по сидениям. Я сажаю Валерия рядом с водителем и объясняю маршрут. Валера кивает: дорогу он знает, был там не раз.
Маша, разумеется, усаживает меня в кресле рядом с собой. Поначалу она продолжает кричать, но чем сильнее она сотрясает мою барабанную перепонку, тем тише я отвечаю. Так и она затихает и говорит спокойно:
? Знаешь, Тишенька, я так устала.
? Еще бы ? столько яда усвоить.
? Это, конечно, есть, но не главное. Понимаешь, надоело расшибать нос о стену. Уж столько раз жизнь меня учила, а все зря. Ты тоже чего-то вечно ищешь. Скажи честно, Тиша, ты нашел, чего искал?
? Нашел, Машенька.
? Правда? ? подпрыгивает она и приближает ухо к моим губам. ? Расскажи в двух словах…
? В двух не получится. Ты помнишь, Мань, когда коммунисты чуждые массам фильмы и концерты целую ночь по телевизору крутили?
? Конечно, ? на Пасху.
? А ты помнишь, как мы с тобой из чувства протеста однажды в собор в пасхальную ночь сбежали?
