ты, сестра, в Божией милости сомневаешься. Вот я тебе историю расскажу. У меня один знакомый свое пальто последнее нищему отдал. Видит, что человек мерзнет ? снял с плеча пальто и отдал. А назавтра встречает того нищего ? а он пьяный и без пальто. Тогда загрустил он, вот как ты сейчас. А ночью приснился ему Сам Господь. Представляешь? Улыбается Спаситель ему и говорит: «Не жалей своей милостыни. Ты ведь не пьяницу, ты Меня одел. Видишь?» И точно: Спаситель одет в его драповое пальто. А через несколько дней к нему подошел мужчина приезжий и сунул в карман пачку денег. Сунул, запрыгнул в машину и уехал прочь. Так что он и пальто, и дом себе купил, и даже корову с козой. И ты не сомневайся. Господь не оставит благодетелей без попечения.
? Правда? ? улыбается Ирина. ? Спаси тебя Господи, Валера! Вот утешил, так утешил. Много ли мне, глупой, нужно? Слово ласковое вовремя ? и вот я уже спокойная.
? Вот, и ладно, сестра, ? кивает Валерий. ? Слава Богу.
Мы умываемся, смачиваем головы и набираем воду в бутылки. А монах на террасе пониже показывает нам строящуюся купальню. Обратной дорогой, приметив в монахе немалый остаток мирского, пытаюсь вызнать историю его здесь появления. И вот что он нам поведал.
Жил он, «как все», и даже лучше, более пятидесяти лет: защитил диссертацию, преподавал в мединституте, не оставляя клинической практики. Но вот однажды, сидя в своем частном домике, он увидел, как расступилась стена и вышла к нему мать.
Дело в том, что в детстве мама водила мальчика Колю в церковь. И помнил он, как хорошо там было, особенно во время Херувимской песни, когда его чистая детская душа буквально взлетала от первых слов, благоговейно напеваемых церковным хором: «Иже Херувимы, тайно образующе и Животворящей Троице Трисвятую песнь припевающе, всякое ныне житейское отложим попечение».
Матушка сурово сказала ему, чтобы он все отложил и спасал свою душу в церкви. Николай пробовал ее расспросить о чем-то, но она снова сурово повторила, чтобы спасал душу, потому что время его жизни проходит зря.
После этого явления Николай пошел в ближайший храм. Он все забыл, чему его в детстве мама учила в церкви. Пришлось учиться заново: свечи ставить, записки писать, службы выстаивать, исповедываться, причащаться… А однажды по совету соседа зашел он в новый храм. А там в это время собралась «двадцатка» (инициативная группа), и женщина спросила, а кто, мол, будет у нас старостой? В это время в храм Николай и вошел. Показывает священник на Николая и говорит: «А вот вам и староста!» Так он стал старостой храма.
Только явилась ему мать второй раз. Это второе посещение было уже не наяву, а в тонком сне, когда чувства еще остры, а помраченный гордыней разум уже дремлет. Мать явилась ему, одетая в белое, в окружении родственников и повела сына по дивному саду. Там все цвело и благоухало, пели птицы и порхали бабочки. Николай запомнил, что на одном из деревьев одновременно расцветали прекрасные цветы и золотились сочные наливные плоды, похожие на яблоки.
Тогда спросил Николай: «Мама, а где же отец?» — «Ты действительно хочешь увидеть его?» — спросила мать. И вот он оказался в мрачном месте. В кино он как-то видел немецкий концлагерь с бараками, охранниками, каторжным трудом. В таком-то месте и оказался Николай. Вместо неба — закопченный каменный свод, охранники — черные звероподобные бесы, всюду мрак, вонь и стоны. Отец его вместе с такими же унылыми, сгорбленными оборванцами укладывал камни на прокладке дороги. Коля присел рядом с отцом на корточки и стал ему помогать. Камни были холодные, скользкие и походили на черные человеческие черепа. Отец угрюмо сказал Николаю, что ему не нужна помощь здесь, но пусть сын поможет «там, у себя».
Вернувшись в обычное состояние, Николай понял, что от него требуется еще большие труды по спасению отца из ада. И стал он искать возможность принять монашество. Поехал к верующей сестре в Екатеринбург, но она сказала, что в монастырях у них конкурс по десять человек на место, принимают только молодых и крепких, потому что там нужно много работать и стоять по многу часов на службах — это и молодым не всем посильно.
Вернулся Николай домой и стал каждый день молиться, чтобы ему Господь помог принять равноангельский образ. И вот как-то заехал к нему в гости знакомый священник и предложил завтра вместе пойти к владыке. На той встрече владыка и указал Николаю на Афонский Кубанский монастырь, который только открылся. Здесь он и пострижен в монахи с именем Пантелеимон, как у знаменитого целителя и великомученика.
Идем обратно по влажной дорожке меж лужиц, и — то один, то другой — находим сверкающие белые мраморные камешки — обломки взорванного храма. Отец Павел говорит, что место взрыва отсюда в семи километрах. Это ж какую неистовую злобу нужно иметь к храму, в котором проповедуется Любовь!
Однако вечереет, и мы спешим в обратный путь. Уже на подходе к монастырю, отец Павел указывает в сторону леса: «Там в километре от дороги, есть подземный храм. Когда вы приедете в следующий раз, мы возьмем фонари, веревки и обязательно спустимся помолиться. Там такая тишина! Такая молитва!»
Но вот южные дни подходят к концу. На ближайшей станции садимся в поезд. Наши места оказываются заняты семьей. Моя первая реакция: затеять скандал, вызвать проводника, справедливо потребовать… но внутренний голос говорит: смирись, не барахтайся, но дай воде самой нести тебя по течению. Проводник услужливо тащит наши вещи в соседний вагон. И точно! в служебном купе работников ресторана оказывается девушка лет семнадцати с добродушным открытым лицом и широко распахнутыми на мир ясными глазами.
Света подрабатывает официанткой в вагоне-ресторане: маме помогает «свести концы с концами». Это ее первый рейс. В ресторане к ней
