…Ладышев лежал на диване в гостиной и тоже щелкал пультом телевизора: западный мир готовился встречать католическое Рождество. На душе у Вадима было совсем не празднично. Ночью у впавшего в кому Мартина неожиданно остановилось сердце. Вовремя заметили, удалось быстро запустить. Час назад он перезвонил Хильде: никаких изменений к лучшему нет и, по-видимому, уже не будет. Вместе с тем никто не знал, сколько еще выдержит подключенный к аппаратам организм.
И хотя Хильда просила Вадима не нарушать свои планы и ничего не предпринимать, Вадим сразу же решил лететь во Франкфурт. С большим трудом, но все же достал билет на завтра. Он должен, он обязан в такое тяжелое время быть рядом с теми, кто сделал для него столько, сколько другие не делают для родных детей за всю жизнь…
…Катя встретила Генриха на железнодорожном вокзале и привезла в аэропорт минут за десять до начала регистрации. Времени для обеда в местном ресторане было маловато, так что пришлось довольствоваться кофе и бутербродами в баре.
Купив по пути к терминалу кое-какие сувениры, Гена остановился у стойки с прессой и набрал увесистую кипу журналов и газет. Объяснил, что хотел бы просмотреть на досуге, понять, насколько далеко шагнула местная периодика и полиграфия.
— Зря стараешься, почти все, что ты купил, российское, — после того как они пристроились в хвост очереди на регистрацию, насмешливо отреагировала Катя.
— Неважно. Я ведь и московские газеты только в Интернете читаю. А чтобы сделать правильные выводы, их надо еще и в руках подержать, понюхать. Хотя кому я это объясняю?.. Ну что? Пора прощаться, — спрятав прессу в чемодан, распахнул он объятия.
— Когда теперь увидимся? — прижавшись к его груди, спросила Катя, но тут же отстранилась и шутливо потребовала: — Обещай, что будешь чаще писать!
— Обещаю, что буду высылать тебе целые репортажи и фотоотчеты Жастина. Он классный фотокор, лучший из тех, кого знаю!
— Ничего против твоего Жастина не имею: веселый, дружелюбный француз. Только все равно как профессионалу ему далеко до нашего Потюни! — провокационно заявила она. — Венечка и здесь таких пейзажей умудряется нащелкать, что мы не устаем восторгаться! Жаль, вам снова не удалось познакомиться… Ему бы как-то пробиться, персональную выставку, к примеру, организовать, — задумалась она. — Ладно, тебе пора.
— До встречи, Катюнь. Ты себе не представляешь, как я счастлив, что у меня есть ты и что нам вместе удалось провести столько времени…
— И мне так тепло, так спокойно и надежно, что у меня есть такой друг, как ты, — перебив, поделилась Катя.
— Я еще не все сказал… — Генрих постарался поймать ее взгляд. — Я хочу напомнить тебе о…
— Не надо, Гена. Мы же договорились, пожалуйста, — умоляюще замотала головой Катя. — Дай мне время во всем разобраться, пережить, успокоиться.
— …Хорошо, — после паузы обреченно склонил голову Генрих. — Хорошо, я понимаю, что тебе нужно время… Тогда иди к машине, очередь подходит. Не люблю долгих проводов. В накопителе еще не меньше часа просидим, — взглянул он на часы. — Так что доедешь домой — сразу меня набери. Лететь спокойнее, когда знаешь, что с тобой все в порядке.
— Обязательно позвоню. Ты не обиделся? — теперь уже Катя попыталась заглянуть ему в глаза.
— На тебя? Что ты!
Нежно, едва касаясь Катиного лица, он провел по нему ладонью, зажал руку в кулак, будто пытаясь сохранить самое для него дорогое, и сунул ее за пазуху, ближе к сердцу.
— Я могу обижаться лишь на себя. Ну, да чего уж теперь, — забросил он за плечо дорожную сумку, махнул на прощание рукой и, не оглядываясь, шагнул в дверь терминала.
Вздохнув, Катя понуро побрела к выходу. С отлетом Вессенберга кратковременный праздник души закончился.
В это время одиноко стоявший в неосвещенном углу вестибюля мужчина приблизился к панорамному окну, проследил, как женщина в отороченной мехом бордовой курточке открыла дверцу автомобиля, завела двигатель, отъехала от бордюра и покатила вниз по эстакаде.
Подхватив походный чемодан, он тут же проследовал к очереди в терминал.
— Простите, нельзя ли меня посадить рядом со знакомым? Он уже зарегистрировался на рейс. Генрих… Запамятовал фамилию, — мило улыбнулся Ладышев сидевшей за стойкой девушке.
— С господином Вессенбергом? — заглянув в монитор, уточнила очаровательная блондинка.
— Да-да, конечно, с господином Вессенбергом.
— Сейчас посмотрим, попробую вам помочь… Вам повезло, у господина Вессенберга место 15а. Ваше — 15б, — наконец протянула ему посадочный талон девушка. — Счастливого полета!
— Огромное вам спасибо! — от души поблагодарил Вадим.
«Посмотрим, что за фрукт», — скептически хмыкнул он, направляясь к паспортному контролю.
5
На аудиенцию к Ладышеву Катя собиралась основательно. Выглядеть нужно было на все сто, чтобы у него и мысли не возникло, будто она переживает. С вечера подобрала подобающий такому случаю комплект одежды: черные брюки, голубая водолазка под цвет глаз, черный пиджак. Все отутюжила, почистила. Обувь тоже выбрала соответствующую: черные кожаные полуботинки на довольно высоком каблуке. Просто, строго, но стильно. Вот только сумочка подкачала: как Катя ни изощрялась, та не желала выглядеть поновее. Ручки обтрепанные, заломы… Ничего не оставалось, как прямо с утра отправиться в магазин за новой. Но перед этим надо было попасть на маникюр. Хорошо хоть корни волос еще не успели отрасти, а так бы пришлось и к парикмахеру записаться.
А еще следовало купить красивый подарочный конверт. То-то удивится Вадим Сергеевич, когда откроет, — а внутри не сувенирчик, не надушенный девичий носовой платочек, а еще один скромный конвертик, в котором деньги. Вот так-то, господин Ладышев: не нужны мне подачки с вашего барского стола! Уж что-что, а цену себе мы знаем! Главное — человеческое достоинство!
Что, собственно, и собиралась продемонстрировать Катя.
Поначалу все складывалось удачно: утреннее время у маникюрши оказалось незанятым. Заколов волосы и добавив строгости выражению лица, Катя покрутилась перед зеркалом, потянулась за любимой утепленной курточкой и тут же расстроилась: не подходит… Ни по цвету, ни по фасону никак не вписывается в задуманный образ.
«А вот шубка была бы очень кстати… Черная норочка — в самый раз… — впервые пожалела она об отвергнутом подарке Виталика. — Заскочить к отцу? Надеть разочек и вернуть? Нет, никакого „разочка“! Сама себе потом не прощу! Лучше… выскочу из машины без куртки. Припаркуюсь поближе, туда — и сразу обратно, не замерзну! Оно даже к лучшему: засиживаться я не собираюсь, снимать верхнюю одежду не с руки, а так — сразу товар лицом! Вот она, я: красивая, гордая, независимая! Полюбуйтесь, покусайте локти и — счастливо оставаться!»
Представив эту греющую самолюбие сценку, она улыбнулась отражению, застегнула куртку и покинула квартиру.
Увы, дальше все пошло не по плану. За сумочкой по совету маникюрши (повелась на то, что там дешевле) она поехала в ЦУМ. Надеялась, что еще и время сэкономит. Однако вышло с точностью до наоборот.
Сначала долго не могла припарковаться, затем так же долго и нерешительно перебирала сумки: то фасон не тот, то цена зашкаливает. Еле выбрала! А ведь еще конверт купить! Когда же, наконец, вышла из магазина, то обнаружила, что машина заблокирована с двух сторон. Сама виновата, растяпа: оставила ее перед воротами, на которых висел знак «Остановка запрещена». Не думала, что застрянет в ЦУМе надолго.
