— Я прилечу в пятницу! Постараюсь попасть в посольство с самого утра и успеть на самолет! Если… Если, конечно, ты еще этого хочешь, — добавила она неуверенно.
— Хочу, — тихо признался он. — Мне тоже без тебя тяжело. Но, боюсь, ты не успеешь вылететь в пятницу. Самолет в два часа дня. Это нереально.
— Есть другие рейсы! — вспомнила Катя. — Я позвоню в агентство, попрошу билет до Франкфурта через любой другой аэропорт!
— Не стоит суетиться. Лучше сразу бронируй на субботу… Я тебя встречу, — окончательно совладал он с эмоциями. — Ты где сейчас?
— Только что подъехали, — оглянулась на машину Катя, — к деревне, в которой жила осужденная. Хочу поговорить с сельчанами.
— Как дорога?
— Обыкновенная зимняя дорога. Снега не было, так что чистая, укатанная, — попыталась она его успокоить.
— Ты сказала, что плохо спала, — вспомнил Вадим. — Почему? Что-то еще случилось?
— Да нет, просто рядом не было тебя… Помнишь, я как-то говорила о состоянии между небом и землей? Так вот, ты уехал — и я опять оказалась будто без почвы под ногами… Больше ничего не случилось, — постаралась уверить его Катя.
В последнюю секунду она твердо решила, что о позднем звонке какой-то Балай ему пока лучше не знать. В пятницу ей будет не до встречи с этой женщиной. Увидится с Вадимом во Франкфурте — расскажет.
— Хорошо, что ты не одна, — неожиданно сменил тему Надим.
— Ну да, а то был у меня легкий мандраж перед дорогой. Отвыкла далеко ездить. Ты только не волнуйся, все хорошо.
— А за кого мне теперь волноваться? Мартина больше нет. Остались ты, мама да Хильда. Береги себя.
— И ты себя береги. Я сразу прилечу, как только получу визу! Целую тебя. Держись!
— И я тебя целую.
Тяжело вздохнув, Катя вернулась в машине. Венечке, пытавшемуся с помощью навигатора сориентироваться в довольно большой деревне, хватило одного взгляда на Катю, чтобы понять: что-то случилось.
— На тебе лица нет. Кто звонил?
— Умер один хороший человек, — положила она телефон на панель.
— Кто? — напрягся Потюня.
— Ты его не знаешь. В пятницу или в субботу полечу К Германию на похороны. Вот только не знаю, как объяснить Жоржсанд. Поторопилась я с выходом на работу.
— Так и объяснишь. Что она, не человек? А кто умер-то?
— Можно сказать, отец человека, которого я… которого я люблю, — набравшись смелости, произнесла Катя и задумалась.
Впервые она сказала эти слова вслух. Но первым их услышал совсем не тот, кому они предназначались.
«Почему я не сказала о своей любви Вадиму? — заныло сердце. — Это для него сейчас так важно. Такое горе… А я так его люблю…»
— Тогда надо лететь, — поддержал ее Потюня, наблюдая, как, схватив телефон, она снова открыла дверцу машины.
Набрав немецкий номер Ладышева, с которого ей только что звонили, Катя прижала трубку к уху. Автоматический женский голос, судя по всему, оповестил ее, что абонент в данный момент недоступен. Тогда Катя повторила попытку на другой номер. Тот же результат. Отрицательный.
«Жаль… Как жаль, что я ничем не могу сейчас ему помочь… Даже словом…»
В один момент чувство сострадания к Вадиму, к незнакомой Хильде и ее умершему мужу не просто захлестнуло, а затмило сознание: горло сдавил спазм, закружилась голова, ноги перестали держать ослабевшее тело, которое интуитивно принялось искать опору. Вокруг все поплыло…
— …Катя! Катя, очнись!.. Еще нашатырь… — словно сквозь вату в ушах, донеслись до нее голоса.
В нос ударил резкий запах. Кто-то изо всей силы тормошил тело, щеки обожгло чем-то шершавым и холодным.
— Катя, очнись! Катя…
— О! Глаза открыла!
— Надо бы «скорую» вызвать… А где здесь больница?
— В городе. Тридцать километров, — отчетливо прозвучал неприятно-сиплый незнакомый голос.
Взгляд довольно быстро сфокусировался, и она смогла рассмотреть не только склонившееся над ней лицо Венечки, но и незнакомого мужчину в милицейской форме. Неподалеку стоял УАЗик.
— Не надо «скорую», — пошевелила она непослушными губами. — Мне уже лучше. Сейчас, — попыталась она приподняться и только тогда сообразила, что лежит на коленях у Потюни.
Рядом валялась раскрытая аптечка.
Поняв ее намерения, милиционер ухватил Катю за плечи, поставил на ноги, дождался, пока она закрепится в вертикальном положении.
— Как вы себя чувствуете?
От мужчины пахнуло перегаром.
— Спасибо, уже лучше, — отстранившись, Катя перевела взгляд на штанины вставшего следом фотокора. — Только мутит почему-то. А что случилось?.. Авария? Не помню…
— Если бы авария! — отряхивая от снега джинсы, пробубнил Веня. — Стояла с телефоном, через минуту глянул — нет нигде. Выскочил из машины, а ты под дверью лежишь. Сразу растерялся, не понял, что к чему. Хорошо нот, товарищ милиционер мимо проезжал, — заботливо принялся он чистить Катину одежду. — Н-да… Куртка у тебя теперь хоть куда: всю грязь с двери собрала, никакой «Ариэль» не поможет.
— «Тайд» обещал прийти, — попыталась она пошутить.
— Может, все-таки в больницу? — пристально вглядываясь в ее лицо, уточнил Веня.
— Нет, — замотала Катя головой. — У нас дел уйма, и больница в планы никак не вписывается.
— Тогда будем считать, что все это нервы… Значит, так. Теперь я за рулем, а ты рядом, — не терпящим возражений юном заявил Венечка. — Товарищ милиционер меня поддержит.
— Не только поддержу. Рекомендую, — кивнул мужчина.
— А я и не собираюсь сопротивляться, — подняла на него взгляд Катя и улыбнулась. — Спасибо вам за помощь.
Лишь сейчас ей удалось его рассмотреть: за сорок, на полголовы выше Потюни. Упитан, круглое лицо, глубоко посаженные глаза — слегка опухшие или отекшие, похожие на маленькие щелочки. Но взгляд острый, цепкий. Специфика работы, что ли?
— А, собственно, вы здесь к кому? — неожиданно поинтересовался он, глянув на номера. — Из столицы… Каким ветром занесло?
— Да вот, ищем… — начал было Потюня.
— Магазин ищем, — перебила его Катя и посмотрела многозначительно. — Веня, ты нашел его на карте?
— Нету его там, — буркнул тот.
— Странно, зачем вам магазин за тридевять земель от трассы… Обычный сельмаг, — призадумался милиционер. — Вам только магазин нужен или конкретно кого-то ищете? Сами кто такие? Покажите ваши документы, — неожиданно сменил он тон, подступил ближе, дохнул перегаром и пронзил изучающе- неприятным взглядом.
Катя с Веней переглянулись.
— А вы, собственно говоря, кто? — возмутился фотокор. — На каком таком основании я должен показывать вам документы? Или вас не учили, что надо представиться?
