— Ну что? Пошли? — предложила она им.
— Зачынены, — шмыгнул красным носом один из них. — Калі да Грышкі ішлі — работаў, а цяпер зачынены.
— Так, может, перерыв?
Катя поднялась по ступенькам, подергала ручку двери, попыталась заглянуть в большое окно. Свет включен, но в торговом зале ни души. Никаких объявлений. Да и время вроде не обеденное. Странно.
— И часто у вас такое бывает? — спросила она у пригорюнившихся мужиков.
— Ды не. Хіба, можа, тавар прыймаюць? Трэба з двара глянуць, — предложил один из них.
Но во дворе тоже не оказалось ни машин, ни людей. Дверь заперта, судя по всему, изнутри.
— Ну и как теперь быть? — озадачилась Катя.
— Ну як… Грошы давайце. Угавор як-ніяк, — сощурил глаза второй мужичок. — Адчыніцца, нікуды не дзенецца. Мабыць, Галка з Мішкам дахаты паехала. Зранку ён сення заявіўся.
— А Галка — это заведующая?
— Яна самая.
— А Мишка — участковый? Михаил Кочин?
— Бачыш, вы усё ведаеце. Давайце грошы, — нетерпеливо хриплым голосом напомнил первый мужичок.
Катя задумалась.
— А были вы у Половинкина?
— Так. Толькі спіць ён п'яны. Хата нятопленая.
— Понятно… Будут вам деньги, даже на две бутылки будут, — неожиданно оживилась она. — Только сначала вы нам расскажите об этой Галке. А заодно о Марии Половинкиной, жене Григория.
— А навошта вам Машка? Сядзіць яна.
— А вот это и хотим знать: за что ее в тюрьму упекли?
Мужики обменялись взглядами, украдкой осмотрелись вокруг, нерешительно потоптались на месте. По всему было видно, что перспектива заполучить две бутылки водки вместо одной им нравилась. Но что-то усмиряло даже их хмельные головы.
— Не-е, — первым отказался тот, что был поменьше ростом. — Не. Хопіць з нас і адной.
— Почему?
— А па качану, — мрачно пробубнил второй. — Грошы давай.
— А если три бутылки? Или четыре? — не сдавалась Катя.
Мужики снова переглянулись. По загоревшимся глазам стало понятно, что от такого предложения им отказаться гораздо труднее.
— Дзесяць, — наконец выставил свою цену первый.
— Идет, — с ходу согласилась она. — Пошли в машину, холодно тут стоять.
— Не, у машыну не пойдзем, — дружно замотали головами аборигены. — Вы лепей едзьце назад, а за вёскай звярніце да вадакачкі. Там можна схавацца, і дарога чышчаная. А мы самі падыдзем, — понизив голос, предложил второй и оглянулся на окна магазина. — Едзьце, едзьце хутчэй, падглядаюць за намі. Мы ў другі бок пойдзем. Чакайце…
В Минск Катя с Веней вернулись на следующий день к полуночи. Голодные, усталые. Ко всем сюрпризам в пути добавилось еще и спущенное колесо. Хорошо хоть запаска оказалась полноценной, а не таблеткой, рассчитанной на расстояние до ближайшего шиномонтажа. Где же его найдешь ночью на наших дорогах?
Однако, несмотря на все это, Проскурина с Потюней пребывали в приподнятом настроении. Справились! Даже больше: руководство женского исправительного учреждения позволило сделать небольшой фоторепортаж с концерта.
После разговора с деревенскими жителями и недолгого общения с Марией Половинкиной вырисовалась полная картина произошедшего. На признательное показание Марию и в самом деле уговорила заведующая Галка, которая состояла в давней любовной связи с участковым Кочиным. Он и арестовал Половинкину, как только та написала на себя бумагу. Он же «из лучших побуждений» и адвоката рекомендовал, которая в итоге ничем не помогла своей подзащитной.
С ней Проскуриной увидеться не удалось. В городской коллегии сказали, что та ушла с работы, заболела. А жаль, спросить хотелось о многом. К примеру, почему она лишь дважды встречалась с Марией? И то на первом же свидании дала ей указание помалкивать: мол, надо подождать, пока остальные признаются, тогда растрату разделят на всех и всем дадут условный срок. А вторая их встреча состоялась уже непосредственно в зале суда, где «вдруг» выяснилось, что признание написала одна Мария, а следовательно, вся вина ложится только на нее.
Необходимо было также найти ответ на вопрос, почему в положенный срок не было обжаловано решение суда. И почему адвокат так легко позволила «повесить» на бедную женщину многомиллионную сумму? Ведь из-за этого, несмотря на четверых детей, ей дали приличный срок с конфискацией имущества. Хотя что там конфисковывать-то было? Старый телевизор да холодильник?
Проконсультировавшись по телефону с Надеждой, Катя убедилась, что права: адвокат не только ничего не предприняла по делу, но еще и ввела в заблуждение подзащитную. И тут же заполучила номер телефона коллеги, специализирующегося на подобных делах. Созвонились, назначили встречу через неделю.
Прекрасно понимая, что не стоит торопить события и что все известное ей по делу Половинкиной не вынесешь на страницы газеты, по дороге назад Проскурина продумывала статью. Она уже знала, о чем будет писать. О нестерпимой тоске по детям, которая читалась в глазах многих женщин в колонии.
— Давай, Веня, к своему дому. Я оттуда сама доеду, — предложила Катя, когда они приблизились к городу.
Надо сказать, что после вчерашнего обморока Потюня так и не позволил ей сесть за руль. И пусть сознания она больше не теряла, все утро ее снова мутило, подкатывала тошнота, да и голова побаливала.
— Точно доедешь? — засомневался он. — Перепугала ты меня вчера. Сам чуть рядом не грохнулся, когда тебя на дороге увидел. Только что разговаривали и вдруг — бац, лежит! Подумал, сбил кто, а я и не заметил. Второй раз такого не переживу.
— Не будет второго раза, Венечка, не волнуйся.
— Слышь, Кать, а ты часом не беременна? — осенила его догадка. — Здесь одно из двух: или поймала вирус, как я на прошлой неделе, или залет.
— С чего ты взял? — удивилась она.
— Да насмотрелся я на эти штучки! Ты б сходила проверилась на всякий случай. Это я тебе как трижды отец говорю.
— Твои б слова — да Богу в уши. Вень, знал бы ты, сколько у меня с этим делом проблем! — Катя тяжело вздохнула. — Так что или вирус, или что другое. Давление, к примеру. Мама гипертоником была. Говорят, это передается по наследству.
— Час от часу не легче… Но, если честно, мне совсем не хочется потом добираться от тебя на такси. Ты и вправду в норме, голова не кружится?
— Ты меня триста раз за два дня об этом спросил. Доеду, не волнуйся! — успокоила Катя. — Ты же видишь: все нормально. Просто изнежилась за отпуск, расслабилась.
— Похоже на то, — согласился Веня, меняя на светофоре маршрут в сторону своего жилища. — Ладно, уговорила. Только одна просьба: не работай сегодня ночью, спать сразу ложись. Я ж тебя знаю: пока с диктофона все не снимешь — не успокоишься. Трудоголик несчастный!
— Не столько трудоголик, сколько есть одна причина: улечу во Франкфурт, там мне будет не до статьи. А за его время что-то выветрится из памяти, какие-то важные детали могут стереться. Скорее всего, завтра и улечу… Так что надо текст набросать. Можно подумать, ты спать уляжешься, не просмотрев фото на компьютере, — усмехнулась она.
— Я — другое дело, я в обморок не падаю. Вот сейчас позвоню и пожалуюсь твоему кавалеру. Расскажу, что с тобой в дороге приключилось, — недвусмысленно кивнул он на лежавший на панели
