же, Кирилка, вспомни…
– Что же ты не пишешь? Начинай, – говорит Клавдия Сергеевна, а сама с пристальным вниманием смотрит на мальчика.
Что с ним? Стоит как в воду опущенный. В глазах испуг…
А умножение на четыре они проходили совсем недавно. И, помнится, когда она вызывала Кирилку, он отвечал отлично.
Клавдия Сергеевна смотрит в классный журнал. Совершенно верно. Против Кирилкиной фамилии стоит пятёрка. Именно в тот день он отвечал ей таблицу на четыре.
Но что же с ним сегодня?
Что у него случилось?
– Положи мелок на место. Ты весь испачкался, – говорит Клавдия Сергеевна. Голос у неё сейчас строгий. Она всегда справедлива, и если сердится – значит, есть за что.
– Давай повторим вместе, – продолжает Клавдии Сергеевна. – Четырежды два… сколько?
Кирилка рад бы ответить, но не может выдавить из себя ни слова.
Весь класс шёпотом подсказывает ему: «Восемь!» – а он молчит. Он так испуган, что даже вздохнуть боится. Стоит – и ни звука.
Клавдия Сергеевна тоже молчит.
Сколько труда и терпения понадобилось ей, чтобы мальчик пошёл наравне с классом, чтобы перестал робеть и дичиться! Очень помогла в этом его дружба с Петей Николаевым и Вовой Чернопятко. С тех пор как мальчики подружились, Кирилка так переменился! Последнее время она была в нем почти уверена.
Что же произошло сегодня?
Опять он стоит у доски, похожий на прежнего. Бледный, запуганный, полуоткрыв губы.
– Николаев! – Клавдия Сергеевна обращается теперь к Пете. Петя встает.
– Вы по-прежнему готовите уроки все вместе?
На Петиных щеках вспыхивает жаркий румяней. Он давно забыл о своём обещании помогать Кирилке до самой весны, до тех пор, пока они не перейдут во второй класс. Он исподлобья смотрит на учительницу и молчит.
– Почему ты не отвечаешь? – спрашивает та.
– Нет, мы больше вместе не готовим… – Эти слова Петя произносит очень тихо и отводит в сторону глаза.
– Почему же?
И вдруг Пете снова становится так обидно. Они над ним смеются. Они не хотят с ним дружить. Они не хотят с ним даже разговаривать, а он ещё должен с ними готовить уроки. Не будет этого!
И он сердито говорит:
– Вот ещё! Не хочу я вместе с ними… – И неожиданно для себя с мрачным видом произносит любимое выражение Лёвы: – Тысяча чертей… Не хочу – и баста!
Неужели эти слова сказал Петя Николаев? Неужели это он посмел так ответить учителю?
В классе становится до того тихо, что Петя слышит, как тревожно и громко стучит его собственное сердце.
Клавдия Сергеевна закрывает классный журнал. Встаёт. Подходит к той парте, на которой сидит Петя:
– Тебе не стыдно, Николаев? Как ты можешь так со мной разговаривать?
Пете очень стыдно. Он готов провалиться сквозь пол от стыда. Готов расплакаться на весь класс – так ему стыдно.
– Передай своему отцу, чтобы завтра он пришёл в школу… Я хочу с ним поговорить.
И тут на Петю находит. Он и сам не понимает, как он посмел.
– Сами говорите ему!.. – кричит он дрожащим от слёз голосом. – У моего папы нет времени расхаживать по всяким школам.
Ничего подобного не случалось ещё в первом классе «А». Да и не только в первом…
– Тогда пусть придет твоя мама, – говорит Клавдия Сергеевна. Она немного бледна. – А ты сам выйди из класса и лучше всего… ступай-ка сейчас домой…
Низко опустив голову, Петя проходит перед двадцатью партами первого класса «А». Осуждающие взгляды провожают его до самых дверей.
И последнее, что он видит, когда закрывает за собой дверь, это глаза Кирилки, полные испуга, и круглые щёки Вовы, с которых медленно сползает румянец…
Петя плохо помнил, как оделся, как шёл по улице, как подошёл к своей калитке. Ему хотелось только одного: скорей, как можно скорей домой и чтобы дома была мама. А ноги, ему казалось, как нарочно, идут ужасно медленно, и портфель оттягивает плечо.
И вот он пришёл. Стоит на крыльце. Сейчас он нажмёт звонок. И сейчас мама откроет ему дверь.
Но как ей сказать? Нет, он не может. Он лучше помолчит до вечера. Вечером он обо всём расскажет папе. Пусть папа его накажет. И пусть лучше папа, а не мама пойдёт завтра в школу.
Петя нажимает пуговку звонка. Получается такой тихий и очень жалобный звук.
Но мама всё равно услыхала.
Её шаги. Она торопливо бежит по коридору.
Щёлкает английский замок, и дверь распахивается. Вот она сама. Немного озабоченная. Её глаза. Её лицо. Её голос, и сразу тысяча вопросов:
– Петя?! Почему так рано? Я не узнала твоего звонка. Разве было только три урока?
И вдруг она видит его несчастные глаза, полные слёз, его побледневшие щёки.
– Петя, что случилось? Петя…
Разве можно от неё что-нибудь скрыть?
И Петя, громко рыдая, говорит:
– Мама… Мамочка, я сделал ужасную вещь… меня прогнали из школы…
Глава двадцать третья
Незнакомец в мохнатых сапогах
Что и говорить, суматошный нынче выдался денёк!
Драка с Лёвой – раз. Разговор со старшей пионервожатой Зиной – два. Ужасный случай, который произошёл с Петей на уроке арифметики – три. И в довершение всего Кирилка незаметно исчезает из школы, даже не предупредив об этом Вовку. Хорошо, хоть Зина назначила им прийти к трём часам. Можно успеть пообедать, сбегать за Кирилкой, и они вместе явятся на заседание в пионерскую комнату ровно в три. Минута в минуту!
Может быть, впервые за всю зиму Вовка возвращался из школы в полном одиночестве. А когда идёшь домой совсем один и рядом нет ни Пети, ни Кирилки, ни даже любимого щенка Тяпки, с которым, на худой конец, можно поразговаривать, разные мысли лезут в голову. И хочешь не хочешь, а приходится думать. Тут уж ничего не поделаешь…
И поэтому, возвращаясь из школы совсем один, Вовка всю дорогу думал.
Вообще же, для Вовки в жизни не было ничего неясного и раздумывать над чем-либо он не любил. А если и встречались какие-либо неясности, то рано или поздно всё само собой выяснялось – значит, тоже не стоило тратить времени на размышления.
Но сегодня… Сегодня сплошь всё казалось неясным.
Зачем, например, он сцепился с Лёвой? Из-за Пети? Но ведь с Петькой они поругались на всю жизнь. И разве ему, Вовке, не всё равно, обманул Лёва Михайлов Петьку или не обманул? Почему же у него зачесались руки? Почему он не мог не крикнуть Лёве: «Ты вор!»?
Непонятно…
И ещё другое: как мог Петька так сказать Клавдии Сергеевне? Как он посмел? И главное: почему он так сказал?
Вовка шёл, глубоко задумавшись, мрачно сдвинув чёрные брови. И он даже не обернулся, когда толстая продавщица из гастронома, увидев его, крикнула на всю улицу:
– Мальчик, мальчик, подожди…
Нет, Вовка шёл всё тем же ровным шагом и даже головы не повернул, словно этот возглас относился не
