душ!
– Сорок минут до чего? Вы думаете, они придут?
– Можете не сомневаться! Дело об убийстве вашей жены обрастает новыми интересными деталями. Давайте в темпе! Раздевайтесь, я уберу вашу одежду. Живо!
Она заставила меня раздеться прямо в прихожей и унесла спортивный костюм в кладовку прятать. Я был так деморализован, что даже не сопротивлялся. Молча побрел в душ.
Еще минут через двадцать я сидел за столом в гостиной. На столе стояли легкие закуски в тарелках из парадного маминого сервиза, виски в хрустальных стаканах. Благоухала зелень, сыры, тонко нарезанные ломтики лимона. Даже свечи зажгла, не поленилась. Художница! Я не люблю виски, но Ведьма сказала:
– Надо! Считайте, что это лекарство от стресса!
И я отхлебнул полстакана, после чего немедленно впал в транс. Сидел, упирась локтями в стол, не в состоянии сфокусировать взгляд на хрустальном стакане. События бурной ночи, фонд, Стас в кресле – все отодвинулось куда-то далеко и на таком расстоянии казалось трын-травой. Стаса приложили изрядно… Свободой!
Дурацкое хихиканье рвалось из моей груди, когда я смутно вспоминал, как мы бежали… бежали по кор-и-и… ко-ри-до-ру! К черному ходу… а там уже ОМОН на машинах! С автоматами! А мы их… мы их… кинули! И ГАИ тоже кинули! Всех кинули! Или «раскидали»? Тут я не выдержал и засмеялся.
– Молодец! – Ведьма хлопнула меня по спине.
Что за мерзкая привычка! Я поперхнулся и закашлялся. И в этот момент раздался звонок в дверь.
– Откройте! – вскрикнула Ведьма откуда-то издалека. – И не болтайте лишнего!
И я отправился открывать ночным гостям. Часы в прихожей показывали без десяти четыре.
«Сорок минут или больше? – смутно пронеслось в моей голове. – Кажется, сорок. Или чуть больше? Ну, ведьмовское отродье! Как в воду смотрела!»
И я снова захихикал. Так, хихикая, я открыл дверь настежь, даже не спросив, кто там. Опять Ведьма оказалась права. На то она и Ведьма! В неясных утренних сумерках на пороге стоял старлей Коля… как его, сверля меня взглядом майора Пронина. За его широкими плечами угадывалась пара статистов.
– О, какие люди! – обрадовался я. – Прошу!
Сделав широкий жест рукой, я едва удержался на ногах. Проклятый виски! Прихожая, следопыт Коля и… эти двое… Следопыт, как его? Кажется, Дерсу Узала… и двое за его спиной медленно поплыли в сторону.
– Доброе утро, – сказал Дерсу Узала хмуро. – Извините, что без приглашения. – Презрительно хмыкнув, он шагнул в прихожую.
«А где винчестер?» – подумал я. Оперся на косяк и выглянул во двор.
– Кого-нибудь ожидаете? – спросил Дерсу Узала.
– А где же дружест-ве… ст-венные индейцы? – хихикнул я, теряя равновесие и вываливаясь наружу. Он приподнял меня с деревянного пола веранды, ухватив за ворот купального халата. Пояс развязался, я выпал из халата, ударился копчиком и зашипел от боли.
– Кончайте театр! – буркнул он.
И за что он меня так не любит? Потирая ушибленное место и волоча за собой халат, я вернулся в комнату, где бросались в глаза следы бурно проведенного времени.
– О-о-о! – протянул Коля. – По какому поводу бал?
Я не успел ответить. Глаза у старлея вдруг сделались круглые и глупые, как у месячного щенка, челюсть отвисла. Я испуганно оглянулся, проследив за его взглядом. Прижал собственную челюсть рукой и выкатил глаза на прекрасное видение, медленно спускавшееся по винтовой лестнице в гостиную. Ведьма! А я и забыл о ней!
Видение плыло в облаке черных прозрачных кружев и чего-то пушистого, колеблющегося, красного цвета, похожего на страусиные перья. Босиком. В крохотных черных бикини, угадываемых под кружевами. С вороньим гнездом на голове, украшенным красным бантом. Расставив ручки. Растопырив пальчики.
«Какой ужасный кич! – неодобрительно подумал я. – А еще художница!»
– Что происходит?
Голос флейты. Может, когда захочет! Трепет ресниц. Невинность. Взволнованность – ах, что же здесь происходит?
Дерсу Узала откашлялся, с трудом отвел глаза от бикини и сказал хрипло:
– Простите, что беспокоим в такое время. Служба!
– Что-нибудь случилось? – заволновалось видение, хватаясь за сердце.
– Никак нет! То есть да, случилось!
– Пожалуйста, присядьте! Выпьете?
– Мы на работе, – с сожалением произнес старлей.
– Дорогой, это твои друзья?
Я сделал страшные глаза – ну нельзя же так зарываться, честное слово!
– У нас к вам пара вопросов, – опомнился старлей. – То есть к господину Дубенецкому.
– Ради бога! – вскричала Ведьма, всплеснув руками. – Пожалуйста, садитесь!
Она бросилась отодвигать стул, изящно нагнувшись. Мы оба, не сговариваясь, отвели глаза.
Его интересовало, не покидал ли я… или мы дом, и если да, то когда. Ведьма вопросительно взглянула на меня.
– Примерно час назад? Или полтора, да? Покидали.
– Да, – подтвердил я. – Покидали.
– Ездили в ночной гастроном за едой и… шампанским! Был коньяк, но закончился, а мы как раз… – Она издала очаровательный смешок. – И за апельсинами! А в чем, собственно, дело?
Не знаю, какая из нее художница, но мир несомненно потерял в ее лице великую актрису.
– А вы кем приходитесь гражданину Дубенецкому? – спохватился старлей… Дерсу Узала.
– Старинная знакомая! Подруга детства, можно сказать. Приехала навестить и поддержать морально. Вы же знаете, какая у него трагедия произошла совсем недавно?! Его жена… бывшая, правда, но все равно жалко, умерла. Слава сам не свой с тех пор, у них была такая любовь, такая любовь! Знаете, когда он сказал мне, что она выходит замуж за его близкого друга, я была поражена!
– А с его близким другом вы знакомы? – сделал стойку Дерсу Узала.
– Нет, к сожалению. Но не теряю надежды! У Лии был прекрасный вкус!
Она нежно посмотрела на меня. Я похолодел, вспомнив Стаса, неподвижно лежащего в темноте в собственном кресле, разбросанные по столу карандаши, статую Свободы, кровь на ковре. Старлей спросил, как ее зовут. Ведьма назвалась и добавила, что она художница в прошлом, а сейчас – владелица художественной галереи «Венеция» и в данный момент готовит выставку американского художника- самородка Стива Моравиа…
– Вы непременно должны побывать на выставке! Непременно! – щебетала она, забрасывая ногу на ногу, как героиня «Основного инстинкта», только еще похлеще. – Я смертельно обижусь! Слава передаст вам приглашение. Вы уверены, что не хотите чаю? Если нельзя ничего покрепче?
Взгляд старлея красноречиво говорил, что, «эх, при других бы обстоятельствах!».
«Так тебе и надо!» – подумал я злорадно.
Наконец они ушли. Ведьма записала на ладошке Колин телефончик. Его же шариковой ручкой. На всякий случай. Уходил старлей неохотно, что было видно невооруженным взглядом.
– Заходите еще, – мило ворковала Ведьма, – только не по службе, ладно? Скучная у вас все-таки служба! И того нельзя, и этого!
«Интересно, чего еще?» – подумал я угрюмо. Кураж, вызванный виски, улетучился, и настроение мое стремительно падало.
– Вячеслав Михайлович, – сказала Ведьма серьезно, – вы прекрасно держались.
Мы сидели за столом и смотрели друг на друга. Не в гостиной, а в кухне. На плите грелся чайник. Ведьма уже переоделась – легкомысленного туалета не было и в помине. Джинсы и свитер. В таком наряде она нравилась мне гораздо больше. То есть я имею в виду, выглядела приличнее.
– И что теперь? – спросил я. Дурацкий вопрос…
