иногда, да и то ненадолго. Марго невыносимо страдала от этих разлук, вызванных благоразумием: предоставленная самой себе, обремененная страшной обязанностью убить своего мужа, она не встречала вокруг себя никого, кто мог бы ободрить ее своими советами, и ей казалось, что Фурбис недостаточно помогает ей в исполнении этого чудовищного предприятия. Хоть он и присылал ей письма через Вальбро, которые она, по его приказанию, сжигала немедленно по прочтении, они не могли заменить ей присутствия Фурбиса. Поставленная в такое положение, Марго серьезно огорчалась. Свои письма она пересылала через Вальбро или Мулине; Фурбис, отдавая приказания уничтожать свои письма, сам, напротив, тщательно сберегал на всякий случай послания Марго.
«Милый мой супруг, — писала Марго (с этого времени она не называла его другим именем), — я начинаю беспокоиться. Я вижу, что действие яда слишком медленно, хотя действие первой бутылки, кажется, было сильнее последующих. Я не забыла ни одного из твоих советов, но, увы, не могу дождаться развязки. Что мне делать? Приказывай, я все исполню. Я решилась, и ничто не остановит меня теперь».
Фурбис постоянно побуждал ее закончить дело скорее, на что она отвечала ему:
«Я нахожусь все в том же положении. Я делаю все что могу, но ускорить смерть Паскуаля невозможно. Я в отчаянии. Ты не выходишь у меня из головы. Сегодня ночью я видела во сне, что ты обнимал меня. Мне в самом деле хотелось бы поскорее броситься в твои объятия и стать, наконец, твоей женой. Если бы ты хотел помочь мне, нашим мучениям скоро пришел бы конец. Мужчины обладают большим присутствием духа, чем женщины, и тебе ничего бы не стоило покончить с ним одним ударом».
Не так рассуждал Фурбис: он боялся быть замешанным в это дело и отказывался от использования сильных средств.
— Если не действует фосфорная вода, то употреби сам фосфор, — посоветовал он однажды ночью Марго.
Через несколько дней она написала ему:
«Добрый супруг мой! Я сделала то, что ты советовал. На первый раз я положила два кусочка фосфора в яичницу, но из этого ничего не вышло. На следующий день я положила четыре. Он заметил, что яичница пахнет серой, однако съел ее, и я не заметила особенного действия. Я не знаю, чем объяснить все это. Если бы ты помог мне, мы скорее бы достигли желаемых результатов. Я крайне несчастна. У меня нет возможности видеть тебя и говорить с тобой без опасения. В это воскресенье я собираюсь на обедню в Горде: это единственная наша возможность встретиться. Я нахожусь в постоянном волнении. Мрачные предчувствия мучают меня. В настоящую минуту, когда я пишу тебе это письмо, тоска гложет меня, и только твое присутствие могло бы развеять мои мрачные мысли».
Так прошло несколько недель. Однажды в воскресенье, при выходе из церкви, Фурбис незаметно передал Марго белый кристаллический порошок. Он велел ей растворить его в стакане воды. Это была сулема. Но Паскуаль продолжал жить, не ослабевая особенно, что заставляло сомневаться в действенности средств, которыми пытались загнать его в могилу. Марго, страстно желавшая поскорее избавиться от мужа, стала сама готовить ему обеды и однажды положила яд в его суп. Но едва Паскуаль взял ложку в рот, как тотчас же все выплюнул.
— В супе купорос, — заявил он.
Он не стал есть его и отдал собаке. Та понюхала и отошла прочь, не попробовав.
Тогда Фурбис прислал Марго два грамма опиума, который он испытал сначала на своей лошади. Марго несколько раз давала его мужу, но действие яда было ничтожно.
Таким образом, преступные замыслы этих негодяев не удавались, отчасти по их неопытности, отчасти потому, что вовремя были замечены самим Паскуалем. Сначала они верили в действие фосфорного раствора, но убедились в его бесполезности. Потом стали употреблять чистый фосфор, но пища, в которую его клали, опять-таки не приносила никакого вреда, кроме разве того, что издавала отвратительный запах. Наконец, они решились использовать опиум, но, не обладая умением приготовить его, не достигли никаких результатов. Лишь сулема могла произвести желанный эффект, но и ее присутствие было обнаружено.
Фурбис недоумевал, к какому средству еще прибегнуть. Он не знал никаких других ядов, кроме тех, что использовал при лечении лошадей. Что до Марго, то хотя она несколько и упала духом, но тем не менее продолжала свое дело: Паскуаль постоянно принимал яд. Его постель, его одежда, платки, белье, его пища, напитки — решительно все было пропитано губительными парами. У несчастного распухло, наконец, горло из-за отравленного воздуха, и уже три месяца он страдал от тяжкого расстройства своего здоровья. Он снова исхудал и стал таким же слабым, как и в предыдущем году.
— Вы заметили, как изменился хозяин? — спросил однажды Мулине у Марго.
— Да, прежняя болезнь снова мучает его, — ответила она.
Столь быстрая перемена была замечена всеми в деревне, но никто не мог понять настоящей причины. Однажды в Новый Бастид приехал Фредерик Борель и ужаснулся страдальческому выражению лица Паскуаля.
— У меня там, — пожаловался ему несчастный, указывая на грудь, — как будто все горит. Марго оказывает мне самую безграничную заботу, доктора окружают меня. Но никто не может ничего понять в моей болезни, тем не менее я чувствую, что она убьет меня, если не остановить ее развитие.
Фредерик был тронут этими словами. Страсть к наживе не лишила его чувствительности, и он отправился к Марго, чтобы узнать от нее подробности ужасной болезни Паскуаля. Он застал молодую женщину одну в глухой аллее сада: она сидела, закрыв лицо руками, терзаемая жестокой печалью, и объяснила причину своего огорчения тем зрелищем, которому Борель только что был свидетелем.
Сказав это, она не смогла удержаться от слез.
— Не отчаивайся, Марго, — утешал ее Фредерик, — это ничего не значит. Твой муж еще поправится.
На следующий день Марго написала длинное письмо Фурбису, которое заканчивалось следующими словами:
«…Когда меня видят с заплаканными глазами и утешают обычно: „Не плачь, это ничего не значит“, — я слышу это „ничего не значит“ и начинаю плакать еще сильнее…»
Глава XIII
Время шло, желудок Паскуаля болел все сильнее. Ни один орган его тела не остался здоровым. Его глаза снова потеряли прежний блеск, щеки — румянец, и напрасно доктора искали название таинственной болезни, перед которой их знания оказались бессильными.
Никто из свидетелей этой ужасной драмы не подозревал ее настоящей причины. Наиболее заинтересованный в смерти Паскуаля Фредерик Борель, наследником имущества которого он мог бы стать, приезжал в Новый Бастид несколько раз на неделе. Казалось, он интересовался состоянием здоровья своего кузена, но на самом деле надеялся, что ему удастся заручиться хоть каким-нибудь доказательством недостойной связи Марго с Фурбисом. Он первым узнал о ее существовании, и именно ему они были обязаны тем, что повсюду говорили об их преступных отношениях. Сам Фурбис очень редко появлялся на ферме, а Марго оказывала еще большее внимание своему мужу, чем до его болезни: ей во что бы то ни стало надо было сохранить его доверие. Что касается Мулине, то напрасно Фредерик старался выпытать у него хоть слово — тот не сообщил ему ничего.
Так совершалось преступление, хотя и медленно, но вполне действенно, и, когда Марго во время редких свиданий упрекала Фурбиса, что он не хочет помочь ей, тот отвечал:
— Напрасно ты огорчаешься. Чем дольше это длится, тем лучше для нас: скорее поверят, что он умер своей смертью.
Тем не менее она употребляла все усилия, чтобы заставить Фурбиса убить Паскуаля, утопив или просто раздавив его экипажем.
— Это бесполезно, — отвечал он уверенно, — в этом случае мы рискуем попасться. Я избавлюсь от своей жены, а ты старайся избавиться от мужа. Я достал тебе яд, и этого уже достаточно с моей
