аэропорт, и до Петрополя, конечно, не добрались. А надо было сразу, подумал он, с интересом разглядывая в оптику «леопарда», который приполз к воде, будто хотел напиться, и был изрешечен как сито, но даже в таком виде смотрелся весьма зловеще со своей клиновидной башней. В ее хищной конфигурации было что-то от старых немецких танков, которые обычно показывают в кино, хотя сквозь пробитую броню были видны одуванчики, а вездесущая трава уже проросла между распущенными гусеницами. Природа быстро брала свое.
— Было больше, — похвастался Большаков, — да утащили. По ночам очень даже стараются. Думают, что мы не видим. Если бы вы приехали к нам неделю назад, увидели бы их во всей красе. Сегодня утащат вон тот, видите?
— Какой?.. Какой?.. — быстро спросила Завета, отрываясь от окуляра и почему-то бросая перво- наперво взгляд своих темных стремительных глаз на Костю.
Ну ничего не понимаю, думал он чуть ошалело. Опять она за старое. Дудки, я теперь в эти гляделки не играю, и демонстративно отвернулся.
— А вон, левее поломанной сосны. Они его уже тросом слегка зацепили. Ночью потащат.
— Как же так?! — удивился Сашка. — А почему мы ничего не делаем? Надо ж… — Его возмущению не было предела.
— А вот так… — развел руками Большаков, и в его тоне прозвучало огромнейшее разочарование.
Костя уже сообразил, что, если бы Большакова не сдерживали, он бы стрелял и стрелял, пока снаряды не кончились или пока всех врагов не перебил бы на левобережье, но уж точно никого не допустил бы в город.
— А как же те, левее, в посадках? — спросил Костя и вспомнил, как Сашка Тулупов тайком фотографировал немецкие танки.
Большаков вздохнул так, словно ему наступили на больную мозоль:
— Вот то-то же и оно! Перемирие объявили. Под шумок немчура и приползла. Так бы я вас и повел на переднюю линию! Мы знаем, что они там стоят, и готовы их перемолоть в мгновение ока, но нам не дают политики. Где-то на верхах что-то замутили основательно, вот мы и ждем, а чего ждем, непонятно.
— Соизволения…
— Ага…
— А все эти мелкие стычки?
— А это называется арьергардными боями. Разведкой и прочее. Как бы не в счет. Сейчас больше авиация действует.
Теперь Большаков был крайней недоволен и крутил своим перебитым носом, как гончая, потерявшая след.
— Да уж… — наконец-то согласился Игорь, к которому при виде всей этой мощи вернулось прежнее душевное равновесие. — А это мы видели. — И кивнул на Сашку, хотя в сумраке командного пункта его обожженную морду трудно было разглядеть основательно. — Один вот попробовал огненной каши… — И хихикнул, но не добродушно, как Большаков, а зло, нехорошо хихикнул.
Большаков посмотрел на Тулупова, ничего не понял и сказал:
— На севере, конечно, америкосы придавили здорово, но ведь и наши не дают им разгуляться.
— О! Александр Васильевич, — воспрянул Сашка, — я как раз хотел у вас спросить, что мы за установки видели в лесу?
По лицу Большакова было видно, что он хотел сказать: «Много будешь знать, скоро состаришься», но сдержался и только хмыкнул в огромный кулак:
— Вам лучше об этом не знать. Есть, и все! Это попахивает мировым скандалом. Решат наверху, что можно объявить легально о наличии на территории Восточной Украины российских войск, так тому и быть. Не решат, значит, будем молчать в тряпочку. Но пока, видно, это козырь, который хотят разыграть с максимальной пользой.
— Теперь все понятно, — согласился Костя, — и все-таки для полноты картины хотелось бы…
— Нет… — засмеялся Большаков, — всему свое время. Мы хоть и добровольцы, но воинскую дисциплину блюдем.
— Ладно, — сказал Костя, — мы тоже никому не скажем.
— А если вас обойдут справа или слева? — красиво спросила Завета своим грудным голосом и так взглянула на Костю, что его сердце еще раз сладко екнуло.
Он так и не понял, любит ее или нет, и вообще он запутался. Ему хотелось только одного — снова очутиться с ней наедине.
— Это только центральная позиция… — пояснял довольный Большаков, — фланги прикрывают такие же доты, а овраги мы заминировали. Пойдемте, я вам покажу позиции.
Лифт в виде большой площадки с поручнями опустил их в глубь казематов, и они прошли по бесконечно длинному коридору в виде пологой дуги. Коридор, как на военном корабле, был разделен стальными переборками с дверьми. Справа и слева находились служебные помещения с такими же стальными входами. Хозяйство у Большакова было налажено хорошо. Добровольцы все поголовно были одеты в военную форму, и если бы не их разновозрастность, от явных салаг до убеленных сединами мужей, гарнизон можно было бы принять за армейскую часть.
Большаков ходил по коридорам, привычно пригибаясь и оберегая голову не только от низкого потолка, но и от многочисленных кабелей, протянутых вдоль стен. Плохо быть дылдой, думал Костя, ловко ныряя в двери. Завета норовила проскользнуть следом. У них даже получилась игра — кто быстрее прошмыгнет в следующий отсек.
Рядом с бронебашенной батареей, в которую с обеих сторон вели узкие лестницы с вытертыми ступенями, находились два каземата, служившие хранилищами снарядов. Снаряды лежали на лотках вдоль стен, а на позицию их подавали элеватором через специальное отверстие, закрытое стальной заслонкой. Боец с бородой, вышедший из каземата, сказал:
— Вам сюда нельзя. — И закрыл перед носом Кости тяжелую, бронированную дверь.
Костя заскочил в бронебашенную батарею последним. Здесь воздух был посвежее, чем внизу, в мрачных казематах. Большаков вошел в раж:
— Здесь находится дальномер, здесь наводчик. А заряжаем отсюда. — Он показал на окно, находящееся почти на уровне земли, из которого подавались снаряды. — Вот толкатель, вот затвор. Вот туда стреляем. Примерно так мы им и врезали.
Все снова по очереди стали смотреть в дальномер — длинную поперечную трубу с окуляром посередине, но ничего нового не увидели: все те же сгоревшие танки с уныло опущенными пушками да съежившийся, покалеченный лес по ту сторону реки, дымы от пожарищ, крыши домов и тонкие, как иглы, трубы заводов на фоне терриконов, похожих на египетские пирамиды. Костя уже привык к особенностям Донбасса, к его рукотворным горам и металлургическим заводам, чередующимся с многочисленными городками и поселками. Заселен край был так же плотно, как и Подмосковье.
Костя с сомнением посмотрел на Большакова.
— Есть еще вопросы? — спросил Большаков.
— Есть, — отозвался Костя. — Меня интересует, как вы так далеко стреляли с закрытых позиций? Вы же не видите, что там творится?
— Э-э-э… — добродушно засмеялся Большаков. — Ждал я такого вопроса, ждал, потому что он очевиден.
За спиной у Кости снова хмыкнул Игорь: не любил он оставаться в дураках, и вопрос, собственно, должен был задать он, а не Костя, потому что Игорь считал себя сугубо военным человеком, не то что Костя Сабуров, который в его глазах был не более чем журналистом, скачущим по верхам и не вникающим в суть военных проблем. Ну на что он годен, порой думал Игорь, разве что сочинить пару репортажей. Я тоже такое могу, складно говорить в камеру — много ли ума надо?
— Есть у нас система наводки по координатам. Но об этом тоже не стоит говорить, хотя противник наверняка догадался. Значит, так! Мы стреляем по звуку и по сигналу локатора. Ну и спутники нам помогают.
— А где локаторы? — удивился Сашка, который уже все заснял и готов был заснять еще больше, в том числе и чудные локаторы, о которых много говорили, но которые, естественно, никто не видел.
