сыпались ветки, а то и тонкие стволы деревьев. Достаточно было одной, даже неприцельной очереди, выпущенной чуть ниже, и они полегли бы в осиннике все как один.
Костя, чертыхаясь, полез вперед, ориентируясь на звуки стрельбы. Особенно густо стреляли с двух направлений, справа от реки и там, где стояли российские подразделения. Наверняка следовало бежать прямо в город. Завета прошептала так, что он ощутил ее дыхание:
— Я боюсь. — И прижалась к нему.
Он вздрогнул.
Последнее время Ирка Пономарева делала все, чтобы вызвать в нем настороженное отношение к нежностям, поэтому он невольно сравнивал с ней всех своих знакомых женщин, и если они были нежнее Ирки, он настораживался, как пес над отравой. В общем, она его испортила еще до свадьбы, это он уже потом понял. Сейчас у него была реакция на то, что он понял.
Как они выскочили из осинника, Костя и сам не сообразил. Только они не пробежали и ста метров, как наткнулись окопы, в которых, судя по всему, только что произошла рукопашная схватка. Тут и там лежали трупы и умирающие. Кровь еще не успела впитаться в иголки. Ее запах ударил в ноздри. Завета ойкнула и отбежала в сторону. Сашка схватился за камеру. Костя сделал глотательное движение и позавидовал Игорю.
— Что ты хочешь снять? — нервно спросил он, глядя на Завету, которую рвало.
Игорь зачем-то сорвал с плеча АКМ. Лес был все тот же, прежний, все те же рукотворные холмы, заросшие у основания весенней травой, высились справа, слева и позади. Только теперь этот лес источал тревогу. Она словно повисла в воздухе и пряталась за каждым бугорком или веткой. А еще лес был полон мертвецов.
— Да, хочу снять, — убежденно сказал Сашка, приводя «соньку» в боевое положение.
Костя собрался заявить, что надо быстро уходить, что Сашкины съемки плохо кончатся, но не успел. Совсем близко раздались очереди. Пули полетели роем. Костя упал, ткнувшись лицом в иголки, и через мгновение услышал шуршание множества шагов, а затем увидел, как рядом ходят люди в серых берцах и говорят на очень плохом русском.
— О! Это они! Я узнал этого! — Кто-то ткнул ему в плечо автоматом: — Повернись!
Костя повернулся. Это были американцы в пустынной форме, не меньше двадцати человек. Они стояли полукругом, выставив перед собой оружие, и с тревогой вглядываясь в чащу. На лицах у них был написан страх и желание поскорее убраться назад, за реку. Костя узнал рябого капрала Роя Чишолма из Кентукки. Рядом с ним стоял сержант, который говорил на ломаном русском:
— Вставай! Ты арестован!
Костя поднялся:
— Почему? Я тележурналист!
— Разберемся, — с трудом выговорил сержант.
Рой Чишолм уже докладывал по связи. Костя уловил знакомое звукосочетание: Билл Реброфф. Лейтенант! — вспомнил Костя. Кто же еще?!
Рядом стояли Сашка, Завета и Игорь. Свой АКМ Игорь предусмотрительно забросил в кусты. И конечно же, «сонька» уже была в руках неприятеля. Сашка сделал круглые глаза, и Костя понял, что он ничего не стер и стирать не собирался. Вот мы и попались, понял Костя, вот чего я боялся. Все его плохие предчувствия всплыли, как дурной сон. Он вспомнил, как не хотел ехать в Петрополь. Если бы не Игорь со своими заморочками, они бы давно вернулись к Маркову Александру Илларионовичу и сняли бы, например, штурм аэропорта или подались бы в ночную разведку с Сарайкиным. Эх, хорошие были времена! — подумал он с тоской.
Совсем рядом возобновилась такая плотная стрельба, что американцы в спешке, пригнувшись, потащили их с собой, а двоих раненых они несли последними. Вначале двигались между холмами, а потом — окопами, в которых лежали убитые, в том числе и американцы.
— Быстрей! Быстрей! — понукал сержант и тыкал, и тыкал стволом автомата в спины.
Капрал Рой Чишолм только улыбался Косте, как старому знакомому, и даже пытался приободрить, но автоматом в качестве дубинки орудовал не хуже других.
— Зачем? Куда мы бежим? — спрашивал Костя. — Оставьте женщину здесь, она вам не нужна!
Но на его просьбу никто не реагировал. А из всего того, что перевел сержант, стало ясно, что, быть может, их отпустят еще до рассвета. Странная логика: арестовать, чтобы потом опустить. Врут, наверное, думал Костя с равнодушием смертника, жаль только Завету — она-то здесь ни при чем.
— Отпустите ее! — снова завел он свою песню, но в ответ его просто ударили в спину, и он понял, что солдатам лишь бы задание выполнить, а там хоть трава не расти.
Через полчаса быстрого и нервного бега, в течение которого то и дело приходилось замирать и ждать команды «гоу», они спустились к реке и очутились на катере. Похоже, их все-таки преследовали, потому что стреляли все ближе и ближе, а в следующее мгновение — уже со всех сторон, а потом снова — в отдалении, а потом снова — где-то совсем рядом, за кустами, где американцы прикрывали отход. Появились раненые. Все ужасно нервничали и то и дело покрикивали на пленных. А у одного чернокожего случилась истерика. Несмотря на грозные окрики он бросился в быструю реку и поплыл по-собачьи. Естественно, его затянуло под коряги и он утонул на глазах соотечественников. Да, это вам не тульские пряники, почему-то гордо подумал Костя.
Их спешно затолкали в трюм, под брезентовый тент, чтобы они не видели, куда плывут. Но и так было ясно, что на противоположный берег, куда еще? С ними поплыл переводчик, капрал Рой Чишолм и двое раненых с санитаром, который принялся ставить капельницы и делать обезболивающие уколы. Завета робко помогала ему, потому что санитар страшно нервничал и, судя по всему, готов был выпрыгнуть за борт при малейшем намеке на то, что катер начнет тонуть.
Позади коротко взорвались гранаты из подствольников: «Бах! Бах! Бах! Бах!» Зазвучало громкое «ура», потом раздались одиночные выстрелы, еще пара взрывов «Бах! Бах!», и все стихло, словно ничего и не было, и лес снова встал неприступной стеной.
Судя по шуму винтов, еще не менее трех катеров двигалось по реке. Внезапно со стороны правого берега в сторону ближнего катера протянулся белый след от РПГ. Раздался взрыв. Закричало сразу несколько человек. Сашка, который сидел ближе к корме, приподнялся:
— Катер взорвался! — Голос у него был испуганный.
Они снова услышали характерный звук выстрела гранатомета и сразу еще, и еще, и еще. Над ними, жужжа, как веретено, пролетела граната: «Шу-х-х…» И — новый взрыв. И сразу — еще один. Катер бросило на волну и так накренило, что он едва не перевернулся. Фонтан воды ударил по брезентовому тенту. Американцы на палубе орали как оглашенные. Кто-то из экипажа упал за борт и барахтался в воде, крича:
— Хелп ми! Хелп ми!
Его быстро унесло течением. Истошнее всех вопил переводчик. Похоже, они спорили или дрались. Единственное, чего они не делали, — не отстреливались, хотя на носу катера торчал крупнокалиберный пулемет.
— Бросили своих, — сказала Завета, прислушиваясь. — Не стали вылавливать… Боятся, что и нас накроют…
Скорее бы, подумал Костя в надежде, что все закончится в одно мгновение.
«Шу-х-х…» — пролетела граната. За ней — рой пуль. В брезенте появилась сразу куча дырок. Пули свистели, как шмели, идущие на посадку. У санитара дрожали руки. Он упал на раненого и все чаще поглядывал в сторону выхода. Наверное, прикидывает, как будет выбираться? — равнодушно подумал Костя. Глухой удар слева возвестил, что попали в корпус. Катер сбросил обороты и теперь плелся, как пьяный мул. На полу уже плескалась вода. Раненых стало заливать. Внезапно под тент заглянул Рой Чишолм с перекошенным лицом, прокричал что-то нервное и так же внезапно исчез.
— Как бы не пристрелили сгоряча, — шепнул Сашка и в знак презрения поджал губы.
— Слушайте, — зашептал Костя, косясь на санитара, который склонился над умирающим. — Мы должны сказать, что мы журналисты из Москвы. Завета, ты держала микрофон и задавала мне вопросы. Если попросят повторить, главное — не тушуйся. Задавай мне любые вопросы, я отвечу. Сашка — оператор. Ты, Игорь, техник по наладке оборудования. Если будут спрашивать документы, мы их потеряли. Сашка,
