Сразу посторонилась, лицо закрыла руками. Дал по голове. Пискнула и опустилась на колени, прикрываясь лапами. Можно сбегать за пистолетом и взять у них деньги у всех. Потом всех покоцать. Тех кто смеялись и вообще. Но ушел, ожидающие молча сидели, не глядя на него, никто не смеялся. Поникли. Почуяли, животное стадо сразу чует дискурс. Опасно.
Дальше была жизнь свободного человека, вольного в своих поступках. Вольно-го! Пообедал в каком- то шалмане, ушел не заплатил ничего. Как бы в туалет. И оставил на столе недоеденное мороженое. Дочавкай за меня, та дырка, которая там за стойкой. От нечего делать поехал на тачке посмотреть на этот банк, куда должен был отвезти двадцать тысяч. Улица Красной Роты, дом тринадцать. Приехали, наоборот, на улицу Красных Электриков. Ну и городишко! Водила долго кружил.
Визуальный, как говорят научные кадры, осмотр и вокальный опрос граждан показал, что в доме тринадцать находится детская поликлиника, молочный пункт и, сзади, диагностический центр. Где врачи за большие деньги делают свою же работу, принимают тех же больных детей района, но внимательней. Мы с Алешкой это прошли. Диагностики, б.
Поликлиника. Внутри нянечки, секретарь главного врача и мамаши с якобы больными детьми, которые дети бегали везде свободно и очумело как тараканы в кухне.
Все опрошенные хором ни о каком строении три не слышали. Такого тут не было отродясь. И все на него вызверились неизвестно с какого переполоху, орали, вы что, молодой человек! Почуяли собаки дичь.
Номер Один растерялся. Против этих мамаш не пойдешь с пиской, глаза выдерут.
Так. Стало быть, Панька его подставил. Нет такого банка.
Панька заранее все спланировал, и в троллейбусе, в семерке, дежурили те люди, которые высматривали пакет, мы его спрятали на груди и они долго ковырялись со мной, щипач Ваея.
Я себя ограбил, но ничего не помню, ни как охотился, ни как резал. Помню как гнался!
Да, Панька специально сказал «отдашь тогда им квартиру».
Зачем же было на эту удочку поддаваться, ох дурак. Ну маета, ну козел. Къзел.
Мщение, мщение! Пепел улицы Красная Рота стучит в мое сердце!
Легкой походкой по вокзалу. Поздний вечер. Поезд красного цвета.
Не темнеет, как у нас там в Юзени. В Юзени сейчас нет ночи, южное небо. Время светлых богов, Црауд, Смарт и Бьюти, плюс Солнце, Тепло и Вода. Они победили северные небеса, северное небо ушло вниз, туда где вечная тьма. Боги Мрак, Холод и Лед.
Покупать билет — такой привычки Номер Один в себе не чувствовал. Он просто шел вдоль состава и выбирал вагон.
Вот подходящая проводница. Можно устроиться к ней, но зачем.
Вернулся к началу перрона, стал наблюдать.
Подумал чуток. Поискал глазами. Села щука на забор, охватил ея задор. Стихи сочинял для Алешки. Тут соседи прибежали, прекратите этот ор. Охватил ея задор. Только для него сочинял. Он смысл жизни.
Так! Гагарин сказал поехали!
С посторонней сумки, стоящей на чьем-то чемодане, стащил бейсболку, какие носят задом наперед дети и некоторые лысые правильно. Тут же, отойдя, надел козырьком правильно.
Отступил к началу перрона. А! Мимо ехала кара, нагруженная чемоданами. Сверху красовался дорогой металлический объект с ручкой и двумя кодовыми замками. Пошарим глазами вокруг. Вот они! Хозяин, пожилой лет пятидесяти, идет около водителя кары, озабоченно воркуя по-американски с такой же старинной подругой. Стараются иметь в поле зрения этого водителя кары. Понимают, что тут воры. Первое место в этой части света по воровству. Идем рядом, так чтобы грузчик на каре нас видел. Выкрикнем несколько фраз по-американски, но в сторону карщика, чтобы эти не подумали, что разговариваю с ними. Так: Лефт, лефт ёр сайд! Плиз. А карщик бы подумал, что это я американам кричу, свой своякам. Так и подумал. А как же, мы с ними вместе. Туге-даррр.
Остановились около проводницы. Вытащили билеты. Водитель кары начал снимать чемоданы, первым тот, алюминиевый. Помогаем ему с недовольным лицом. Американы стоят как положено, считают места. Все.
— Пятое купе, пожалуйста, плис! — С приятностью сказала проводница, блондинка. Близко около нее стоим, близко. С чемоданом в руке. Другая рука гибкие пальцы, нежно и аккуратно, в невесомости, пробирается.
Ее ключ, отмычка от всех дверных пробоев, у нас, опускаем в карман.
— Йес, мэм, — произнесем. — Лет ми гоу. (Карщику). Сколько они вам должны?
— Сколь договорились. Семь мест. Чумай-данов три. Сумки четыре.
Татарва.
Переведем американцам какую-то несусветную сумму. Пусть подумают.
— Уау! — Поразившись, дядя начал рыскать по карманам в поисках дополнительных русских денег (нужная сумма у него уже была наготове в потном кулаке), замешкался, а мы с железным чемоданом идем вперед.
Они сейчас должны подхватить остальной багаж, там всего много, время имеется.
Миновали этот вагон, проникаем в следующий. Отмычка и там подошла, мы в купе соседнего проводника. Быстро вскрыли чемодан, взрезали ножом буквально строго, как консервную банку. Вынули из чемодана видеокамеру, очки в футляре, запасные, так, какую-то барсетку с духами и бутылочками, называется (подумал, вспомнил) мессерер, банку полкило черной икры, бутылку очень хорошей финской водки, подумали и сунули в карман чистые носки и, что скрывать, запечатанную пачку трусов. Закинули вскрытый чумайдан на верхнюю полку и завалили матрасом. Пошарили, нашли полотенце. Полотенце на плечо, мужчина сейчас выйдет в туалет, прихватив самое дорогое и необходимое типа… а, вспомнил, несессер. Вышел, заботливо заперевши дверь.
Далее Номер Один, держа в руках свои богатства (видеокамера под полотенцем на плече), пошел вперед. Кепку провалил в щель, когда переходил из тамбура в тамбур.
Одно купе в следующем вагоне было пустое, но вещи уже лежали на второй полке. Выглянул в коридор. В конце, в тамбуре, у выхода, какая-то стая довесков прощалась, видимо, с провожающими, галдя в сторону перрона и то и дела лопаясь от хохота. Коллективная, б, от школы поездка. Это их купе пустое.
Номер Один подхватил с полки небогатого вида, но полный рюкзак, вытряхнул какие-то шмотки, положил туда все свое, икру-камеру-водку-трусы-носки, плюс со стола два объемистых теплых пакета видно что со жратвой, с гвоздя прибрал чью-то висящую на крючке черную куртку под кожу, набросил ее, возложил американские очки на нос (все расплылось как от вазелина) и в таком виде попер мимо довесков (они и не оглянулись, смеясь, расступились и все), добрался до вагона СВ, открыл купе для проводников и лег на верхнюю полку. В этом купе проводники обычно провозят левых пассажиров.
Проводница явилась, когда поезд уже тронулся, а как же, открыла своим ключом дверь.
— Из главного по организованной, — подняв голову, сказал Номер Один. Тронул верхний карман.
— И что? — невнимательно реагировала проводница. Нижняя губа ее обвисла. Баба явно испугалась, инстинктивно испугалась, опытная женщина. Лежит убийца.
— Иди на х., — отвечал он.
— Для тебя, мой хороший, постараемся. Радость сделать? — приветливо ухмыльнувшись, ответила эта жуткая баба.
— Потом. (А что это такое?). Отведи меня… (поискал слово) на шконку.
— Пошли, мой хороший.
Повела его и открыла перед ним купе, где сидела чернобровая загорелая блондинка в самом соку, гладкая, как бы только что с моря, в зеленой кожаной куртке. Завозилась и накинула на нос темные (почему?) очки.
Постояв, проводница смылась.
Номер Один негромко сказал, предвкушая:
