Яшка запыхтел сильнее.
— Я бы лучше колбасы. И лука тоже, — признался он, выползая на поляну.
Все расселись вокруг костра и смотрели на беглеца, ожидая, когда он начнет рассказывать о своих планах. Яшка понурил голову и тихо сказал:
— Ушел я из дома, — и будто сомневаясь, что ему поверили, повторил: — Ушел… Навсегда…
— Дела, — протянул Савелий Иванович. — Как же так, Яков? От кровных отца и матери уйти — нечасто так случается…
Яшка будто снял с себя какой-то внутренний тормоз. Он заплакал. И, сквозь слезы, стал говорить о том, что ему нет больше мочи уже слушать, как родители вечерами рассуждают о богатстве. Сейчас они решили купить легковую машину и все заработанные деньги складывают на сберкнижку. А Яшка вынужден есть ворованное. Мать каждый день тащит из столовой сумками самые разные продукты.
— Не хочу, чтобы на меня пальцами показывали. Я не вор, мне чужого не надо, — всхлипывал Яшка.
— Успокойся, парень, — сказал Савелий Иванович. — Тебя ведь никто не обвиняет…
— Я сам себя обвиняю. Мне противно жить за счет чужих гарниров.
Яшка замолчал. Марфуша взяла его руку и, перебирая пальцы, шептала, словно заколдовывала:
— Ты же сильный, и все на свои места встанет. А тебя мы не бросим…
Потом бабушка Маша вытащила из рюкзака сковороду, поджарила «краковскую» колбасу, налила из термоса душистый чай, и все ели с малосольными огурцами и колбасой сваренную Яшкой картошку. Яшка уплетал за обе щеки, потому что с вечера ничего не ел.
— Надо нам чаще, Савелий, на воздух. Компания у нас подобралась подходящая, — сказала бабушка Маша. — Не возражаете, белолицые братья, хотя бы в неделю раз устраивать ужины на берегу озера?
— Можете завтра приходить, — повеселел Яшка. — Я рыбы наловлю, уху сварим.
Домой он возвращаться наотрез отказывался. Ему ведь мама прямо заявила:
— Если хоть кому-нибудь признаешься, что на фотопленке сняли меня, можешь домой не приходить.
Она, видите ли, беспокоится за свой авторитет. И боится, что может потерять директорское кресло. Только кому нужен такой авторитет? А он, Яшка, старается от ребят скрывать место работы матери. Отец идет у матери на поводу, никогда не возмутится этими набитыми сумками с дармовыми продуктами. Наоборот, чуть ли не ликует:
— Наша мама пришла, молока принесла.
А сумку, которую в пору таскать богатырям, называет скатертью-самобранкой.
Он, Яшка, хочет жить по справедливости. Он не хочет изворачиваться, лгать, прятать от людей глаза. Он, в конце концов, носит пионерский галстук!
Кто-то из родителей пошел даже на такую подлость, что вырезал из пленки кадры, которые обличают мать. А Жора Айропетян не разобрался и заявил, что Яшка плохой пионер и не оправдал доверие комсомольского штаба. Он и в самом деле, наверное, плохой пионер, если не хотел печатать фотографии матери с ворованными продуктами… Но скрывать правду Яшка не станет. Он Антону сразу же признался, что на фотопленке мать.
— Жора погорячился, — сказал Антошка. — Да и не проживешь в шалаше.
— Верно, — поддержал Савелий Иванович. — Ты, парень, в людей не теряй веру, они всегда в трудный момент руку протянут…
Из кустов вынырнул Игорек.
— Не поддавайся, Яша. В таком шалаше можно жить. Если дыры заткнуть, то и дождь не замочит. Только ты как из-под снега зимой думаешь вылазить? — деловито спросил он.
Яшка покосился на мальчишку и показал ему кулак:
— Иди-ка ты отсюда, — и буркнул: — В детдом пойду…
— Все это не так просто. При живых родителях в детский дом не берут. А за мелкие провинности родительских прав не лишают, голубчик, — сказала бабушка Маша.
— Это не мелкие провинности, — рассердился Яшка. — Вы что, хотите, чтобы и я стал мошенником?
— Боже упаси, — замахала руками бабушка Маша. — Сама век чужого не брала, и другим не советую… Только твое дело надо обмозговать. Следовательно, ты возвращаешься в поселок. Пусть не домой — у нас поживешь. А там всем миром решим, как быть дальше.
— Верно. По рукам? — спросил Савелий Иванович и протянул Яшке свою большую, увитую голубыми венами руку. Яшка неуверенно положил свою маленькую ладонь на ладонь Хромого Коменданта.
Потом купались. Бабушка Маша постоянно кричала, чтобы далеко не заплывали и не ныряли. А когда Марфуша попыталась достать дно и ее долго не было на поверхности, бабушка Маша всполошилась и приказала купальщикам вылазить на берег. Савелий Иванович, поеживаясь, стоял в камышах, и Антошка увидел, что кожа у него на спине сморщенная, и догадался, что это рана.
Комендант забрел в озеро и хотел поплыть, но бабушка Маша строго предупредила:
— Савелий, не доводи меня до инфаркта. Не вздумай лихачить. Отошли годики, когда через реку переплывал…
— Утону — домой не приду, — пошутил Савелий Иванович.
— Вот-вот, оставляй меня одну под старость лет, — сказала бабушка Маша, и Хромой Комендант, наскоро окупнувшись, послушно вылез на берег.
По дороге в поселок Игорек шел с Яшкой и рассказывал, какая перспектива ожидает недавнего Робинзона.
— Теперь мне станет легче, — рассуждал он. — Бабушка Маша от меня отступится и начнет воспитывать тебя. Утром зарядку будешь делать. Ну, зубы чистить обязательно.
— По-правдишному? — поинтересовался Яшка. Зубы он не очень любил чистить.
— Еще как. Меня она учила гладить рубашку. Чтобы я дармоедом не рос. Но я прожег рукав, и бабушка отступилась — сказала, что у меня нет выдержки. Что-что, а вязать носки она тебя обязательно заставит.
— Брось заливать. Не на того напал, — не поверил Яшка Игорьку.
— Вязать еще можно, — продолжал Игорек, будто и не слышал реплики собеседника. — Мне даже нравится спицами играть и клубком дразнить кота. А вот крестом вышивать не могу научиться…
— Иди ты! Я тебе не девчонка: вязать-вышивать…
— Я тоже не девчонка, а бабушка Маша мне показывает, как стряпать ватрушки, пончики, всякие финтифлюшки. Научишься, опять убежишь куда-нибудь подальше в кусты — и начнешь стряпать, потому что от одной вареной картошки и ноги можно протянуть…
Яшка покосился на мальчишку. Он никак не мог понять: или тот разыгрывает его, или в самом деле бабушка Маша заставляет своих подопечных вязать, вышивать, стряпать. В общем-то, Яшка не очень верил Игорьку, но на всякий случай спросил:
— Как же ты терпишь все эти финтифлюшки-пончики?
Игорек хитро стрельнул глазенками и вздохнул:
— Куда денешься? Когда баба Маша начнет учить тебя шить на машинке трусы, вот тогда взвоешь…
— Ну уж нет, — пригрозил кому-то Яшка. — Не на того напали.
Он с подозрением начал посматривать на бодро шагавшую бабушку Машу.
Около поселка Яшка остановился и сказал:
— Дальше не пойду.
— Мы же договаривались, — недоумевала ничего не подозревавшая Мария Федоровна. — Поживешь у нас, скучать не придется.
— Это точно — не заскучаешь. Тут меня, спасибо, ввели в курс дела…
Яшка был упрямым человеком. И сколько бабушка Маша и Савелий Иванович не бились — уговорить его так и не смогли.
— Несколько дней перекантуюсь где-нибудь, а там видно будет, — сказал он.
Игорек ухмыльнулся.
