Старики, обиженные и глубоко разочарованные, ушли домой. Ребята остались втроем.
— Чего это ты закапризничал? — спросил Антошка. — Пацан тебе ахинею городил, а ты все за чистую монету принял…
— Я бабу Машу тоже не первый день знаю. Вязать-то она, может, и не будет учить, а как начнет воспитывать — свет белый не взлюбишь…
Люди возвращались с работы. Вечерело. Солнце потихоньку пряталось за вершину Маяковой горы. От озера пахло сыростью. В воздухе загудели комары. Марфуша робко сказала:
— Мальчишки, у меня предложение есть. Я думала-думала и надумала.
— Говори конкретно, — попросил Яшка. — Что же ты надумала?
Марфуша улыбнулась и ответила:
— Я очень хорошее надумала. Ты, Яшка, должен жить с Глебом Коржецким…
— С какой это стати я должен у него жить? Приду и заявлю: «Здравствуйте, я ваша тетя!» А он мне: «Постарайтесь, дорогая тетя, закрыть дверь с другой стороны!»
Марфуша стала убеждать Яшку, что Коржецкий — очень хороший человек и ему сейчас, может, потруднее, чем кому-либо. Яшка не знает, а вот Антон может подтвердить: у комсорга ушла жена. И если Яшка придет к нему, то сделает доброе дело, потому что вдвоем им будет легче пережить горе.
— В самом деле, Яшка, — сказал Антон. — Попробуем?
Тот неопределенно пожал плечами.
— Испыток не убыток, — подтвердила Марфуша. — Айда прямо к Коржецкому…
На звонок никто не ответил. Но Марфушу это не смутило. Она открыла нишу пожарного крана и вытащила оттуда ключ.
Пока ребята сидели за столом и листали журналы, Марфуша орудовала на кухне. Скоро по комнате поплыли вкусные запахи жареной картошки.
— Зря, однако, я приперся, — сказал Яшка. — Улизнуть бы как-то… На любом чердаке можно ночь провести…
— Не глупи, — сказал Антошка. — Ты же не трус.
Коржецкий вошел в квартиру неслышно, его глаза светились. Не обращая на ребят внимания, он рванулся на кухню, но, увидев Марфушу, сразу же стал вялым, обессиленно сел на стул.
— Ну, Марфуша-дорогуша, и подшутила ты надо мной. — Я ведь думал: Светлана вернулась.
А Марфуша уже несла на стол сковородку с картошкой, хлеб.
— Продуктов-то — шаром покати, — ворчливо сказала она. — Тоже мне, хозяин. Шефство вот возьму, не то с голоду ноги протянете.
Коржецкий кивнул:
— Шефство — это модно и хорошо. Деньги возьми, — и он протянул девочке несколько рублей. Она ехидно усмехнулась.
— Еще и покупки на меня взвалить хотите? Не жирно ли? Вы с Яшкой будете тунеядствовать, а я на вас спину гнуть, да? Не пойдет. Я только готовкой стану заниматься…
Коржецкий недоуменно посмотрел на мальчишек и спросил:
— При чем здесь Яшка?
— Как при чем? — удивилась Марфуша. — Он же у тебя теперь живет. Раскладушка есть. А вдвоем веселее…
Коржецкий хлопнул Яшку по плечу.
— Да у вас, я смотрю, все решено. — Потом озабоченно сказал: — Знаю о твоей беде. Савелия Ивановича по дороге встретил…
Глава девятая. Изольда Яковлевна обвиняет комсорга. Вот он какой, начальник стройки
Вот уже несколько дней Яшка чуть свет уезжал вместе с Коржецким на строительную площадку. Возвращались они тоже вместе на мотоцикле поздно вечером. Яшка избегал встречи с матерью и поэтому днем в поселке почти не появлялся. Изольда Яковлевна знала, что ее сына приютил комсорг стройки, но почему-то никаких мер, чтобы встретиться с Яшкой или Коржецким, не предпринимала. Позднее Антошка понял, что это был тактический маневр директора столовой — она затаилась, пережидала, когда тучи, сгустившиеся над ее головой после комсомольского рейда, рассеются. Но тучи, наоборот, сгущались, потому что в штаб пришли две молодые столовские работницы и подтвердили, что узнали сумку с продуктами — она их директора, что денег Изольда Яковлевна за продукты, разумеется, не платила и что вообще она тащит без зазрения совести все, что плохо лежит, а плохой пример, как известно, заразителен. Заведующая производством и кладовщица тоже не уходят домой пустыми.
Жора пристыдил работниц:
— Почему молчали, когда я в столовую сумку приносил? Нехорошо, красавицы.
Работницы не были красавицами. Одна из них скорее смахивала на борца-тяжеловеса и говорила баском, лицо другой облепили веснушки, а глаза прятались за темными стеклами очков. Но для Жоры все девчата были красавицами, потому он держал себя с ними по-рыцарски.
После посещения штаба работницами столовой Жора воспрянул духом.
— Что я тебе говорил, а, комсорг? Жора никогда брехать не станет.
— Да я тебе, как самому себе, верю, — улыбнулся Коржецкий. Только без свидетелей мы не имели права обвинять Изольду Яковлевну, как бы это мягче сказать, в нехороших поступках.
Комсорг стеснялся при Яшке назвать его мать тем словом, какое она заслуживала. Жора этих тонкостей не хотел понимать.
— Вот он главный свидетель, — тыкал он пальцем в Яшкину сторону.
— Дело деликатное, — неопределенно сказал Коржецкий. — Вот теперь можешь выпускать стенд так, как задумал.
На следующий день около столовой толпились строители. На стенде был прибит фотомонтаж с броским заголовком «Комсомольский рейд идет по столовым». В глаза бросилось белое пятно, оставленное посредине монтажа. Под ним красными чернилами сообщалось: «На этом месте должна была находиться фотография директора столовой Изольды Яковлевны Лориной, с трудом несущей объемистую сумку с крадеными продуктами. По ряду причин, о которых лучше нас знает Изольда Яковлевна, фотографию мы поместить не смогли».
— Досталось несунам! Молодцы штабисты! — говорили строители. — Сегодня, надо полагать, шницели будут полновеснее.
Ребята теперь все дни проводили в комсомольском штабе. Антошка писал объявления и плакаты. Марфуша не только следила за порядком, но ей иногда приходилось дежурить. Яшка выполнял разные мелкие поручения Коржецкого и чуток бравировал этим.
«Мы с Глебом решили», «Мы с Глебом договорились», — при случае ввертывал он в свою речь. А вообще-то им жилось и вправду неплохо. К Яшке как-то пришел отец. Был он как шарик кругленький, розовощекий, залысина доходила до самой макушки и, чтобы скрыть ее, он оставшиеся волосы зачесывал в сторону. Лорин говорил тихо, виноватым голосом и показался Антошке совершенно безвольным человеком.
— Вернулся бы, сынок. Мать, она ведь, понимаешь, и есть мать, какая бы ни была, — не совсем убежденно говорил он. И, чувствуя, что сын не согласен с ним, стал искать поддержку у ребят. — Я ведь правду говорю, Антон?
Тот промолчал. Лорин-старший сразу скис, дал Яшке денег и попросил, чтобы тот не проговорился матери о его посещении.
— Она, понимаешь, запретила. Говорит, покочевряжится да как миленький явится с повинной… Только я думаю, все равно навещу.
— Не расстраивайся, — успокоил его Яшка и вздохнул: — Эх, папаня, был бы ты настоящим мужиком, не дали бы мы мамке в болоте утопнуть.
— Ты, Яков, строго судишь. Жизнь, она, понимаешь, крылья умеет опалять.
