– Мы ограбим ее понарошку. Она ведь инкассатор! Мы с ней сговоримся, она добровольно отдаст нам мешки с деньгами... Ну а дальше все по схеме.
– Я не стану грабить женщину! – благородно воскликнул Мячиков.
Валентин Петрович нахмурился:
– Тебе все не нравится! Никак тебе не угодишь!
– Потому что ты занимаешься чепухой! – кротко, но твердо заявил Николай Сергеевич.
– Я пришел к тебе с открытым сердцем, а ты меня обижаешь!
– Потому что ты этого заслуживаешь! – Мячиков был непреклонен. Ему не хотелось ссориться с другом, но грабить не хотелось еще больше.
– Ну тогда подавай на пенсию! Так тебе и надо! – вспылил Воробьев.
– Лучше на пенсию, чем под суд!
– Таких, как ты, и нужно судить!
– А ты... ты опасен для общества! – выпалил Мячиков.
– А ты... ты... – Воробьев старательно подыскивал оскорбление. – Ты ничтожество!
Он направился было к выходу, но одного «ничтожества» ему показалось мало. Он возвратился и добавил:
– Ты не только ничтожество, ты старик!
Нанеся решающий удар, он ушел, хлопнув дверью.
Глава пятая
Придя на работу, Мячиков прежде всего заглянул к шефу:
– Чем мне сегодня заниматься? Вы не поручите мне какое-нибудь дело?
– Но, дорогой Николай Сергеевич, преступность катастрофически падает: уже почти не убивают и почти не воруют. Загляните в статистические сводки, если не верите. Мне просто нечего вам поручить!
– Я не так глуп, как вам кажется! – И огорченный следователь покинул кабинет прокурора, думая о том, чем занять время.
В обеденный перерыв в прокуратуру пришел Воробьев.
Найдя Мячикова, он сказал ему, будто они утром и не ссорились:
– Ты был прав. Все мои прежние варианты никуда не годились! Теперь я действительно придумал нечто потрясающее! Пойдем!
– Куда? – насторожился Николай Сергеевич.
Воробьев нагнулся и прошептал Мячикову на ухо:
– В музей!
– А зачем? – громко спросил следователь.
Воробьев ухватил его за рукав и поволок в коридор, потому что Мячиков работал в комнате не один, а Воробьеву не нужны были свидетели.
– Что я не видел в музее? Я занят на работе! – упирался Николай Сергеевич, предчувствуя недоброе.
– Ты здесь все равно баклуши бьешь! – безжалостно напомнил Воробьев. – Пошли!
Когда они очутились на улице, Валентин Петрович спросил друга:
– Ты куда хочешь – в Русскую картинную галерею или в Музей западной живописи?
– Я вообще никуда не хочу идти! Ты ведешь меня насильно!
– А почему ты так боишься идти в музей? – рассмеялся Воробьев.
– Я боюсь не музея, а тебя! – признался Николай Сергеевич.
Валентин Петрович похлопал друга по плечу:
– Ладно, пойдем в Музей западной живописи. Он ближе!
Воробьев взял Мячикова под руку и повел к троллейбусной остановке.
Когда старики прибыли в музей, их встретил плакат: «Юбилейная выставка Рембрандта. 300 лет со дня рождения».
– Возможно, что Рембрандт – это именно то, что нам надо! – загадочно произнес Воробьев.
Николай Сергеевич понимал, зачем они сюда пришли, но старался не думать об этом.
– В какой зал пойдем? – великодушно спросил Воробьев.
– Лично я люблю импрессионистов! – застенчиво признался Мячиков.
– Импрессионистов так импрессионистов... – согласился Валентин Петрович. – Для тебя я на все готов!
Первый экспонат, у которого задержался Мячиков, была скульптура Родена «Поцелуй».
– Какая прелестная вещь! – восхитился вслух Николай Сергеевич, забывая об опасности, связанной с присутствием Воробьева.
– Эта скульптура не годится! – покачал головой Валентин Петрович. – Врачи не разрешают мне поднимать тяжести. Но ты подбросил оригинальную идею. О скульптуре я как-то не подумал...
И Воробьев подвел друга к маленьким бронзовым фигуркам Аристида Майоля, которые свободно могли бы поместиться в кармане.
– Хороший скульптор этот Майоль?
– Конечно, он не Роден, – тоном знатока ответил Николай Сергеевич, – но мастер интересный.
– Ясно. Плохого здесь держать не станут. Обожди меня! – И Валентин Петрович заспешил к смотрительнице зала, бодрой старушке, которая зорко следила за тем, чтобы посетители не хватали руками произведения искусства.
– А вы не боитесь, – спросил Воробьев, – что кто-нибудь украдет вот те маленькие статуэтки?
Смотрительница охотно вступила в разговор:
– Одну уже украли! Но теперь с этим покончено. Теперь все статуи приморожены к постаментам!
– Как приморожены? – с профессиональным интересом переспросил инженер Воробьев.
– Очень просто – сжатым воздухом! – объяснила старушка.
– Спасибо! – Воробьев вернулся к Мячикову.
– Скульптуры отпадают в принципе – они приморожены к постаментам.
– Очень хорошо. Значит, их никто не стащит! – злорадно отозвался Мячиков, любуясь в этот момент картиной Матисса.
Валентин Петрович тоже посмотрел на картину и возмутился:
– Что ты в ней нашел? Она такая здоровенная!
– О картинах не судят по размеру! Дай мне спокойно смотреть! – взмолился Николай Сергеевич. – Я тут давно не был. Я хочу получать удовольствие!
– Мы здесь не за этим! – напомнил Воробьев.
Но Мячиков упорно стоял на своем:
– Лично я пришел сюда потому, что люблю смотреть картины!
– Ну хорошо, хорошо! – уступчиво сказал Воробьев, понимая, что к ценителю живописи нужен деликатный подход.
Следующей картиной, у которой Николай Сергеевич застрял надолго, был «Оперный проезд в Париже» Писсарро.
Валентин Петрович покорно дожидался, пока Мячикову не надоест глазеть на Париж.
– Это моя любимая вещь! – умилялся Николай Сергеевич. – Валя, спасибо, что ты меня сюда привел! Ах, как хорошо! Как жаль, что мы редко бываем в музеях, засасывает нас текучка! Нет, надо чаще встречаться с искусством. Искусство – это единственная непреходящая ценность.
Воробьев немедленно отреагировал:
– Конечно, картина великовата, но тебе я верю! У тебя хороший вкус! Вот эту картину мы и возьмем!
