— Опять двадцать пять! — досадливо поморщился Ким, поправляя сползавшую на глаза каску. — Учишь, учишь… Ну где ты видел, чтоб настоящие полковники к волосам честь прикладывали?
Раздался весёлый смех. В неясном свете огарка свечи лица собравшихся в пещере ребят были почти не видны.
— Да, товарищ генерал, из-за Юльки опоздал… — Гошка сокрушённо развёл руками. — Эта Рыжая всегда прицепится, когда не надо…
— А я на днях рыбу удил, — сказал Тимкин брат Колька, — такой клёв был, такой… — он вздохнул и мечтательно почесал за ухом, — лучше не надо. Во, какая рыба шла!
— Врёшь, поди, — сказал агрономов сын Борька.
— Сам врёшь! — обиделся Колька. — Вот как дам сейчас — сразу поверишь!
— Дальше рассказывай, — закричали ребята, — а ты, Борька, лучше молчи!
— Снял с крючка последнюю краснопёрку, — продолжал Колька, — ну, думаю, в ведёрке-то, поди, штук двадцать бултыхаются! Смотал удочки, только за ведро, оно чуть поодаль стояло, а ведёрко как есть пустое. Только запах от рыбы остался!
— А с чего? — Гошка подсел ближе к Кольке. — Упрыгали?
Колька покосился на Гошку и сплюнул.
— Как же, упрыгали! Держи карман шире. Это Рыжая, Юлька твоя… Пусть теперь только попадётся — узнает, что почём!
— А чего она?
— А ну её, неохота даже говорить. Подкралась, как лиса какая, сзади. Я, значит, рыбу с крючка — и в ведро, а она тихонько, чтобы я не слышал, выудит её из ведра — и в речку… Так всю и повыпускала.
От хохота ребят пламя свечи начало приплясывать и чуть совсем не погасло.
— Вот здорово! — заливался агрономов Борька. — Вот это Рыжая!
— Кончайте, ребята! — Ким вытащил из ящика большую карту и расстелил на коленях. — Гошка, давай пиши приказ! — властно сказал он.
— Какой такой приказ? — удивился Гошка.
— Опять двадцать пять! — Ким рассердился. Он резко двинул назад сползшую на глаза каску и постучал себя пальцем по лбу. — И до чего же ты тёмный народ, Гошка! Ну, что, по-твоему, делают начальники штабов?
— Как что? Воюют! — уверенно ответил Гошка. — Выбежит из штаба — тр-р-р-р! Бах-ба-ба-ба-бах — и капут всем фашистам!
— Тр-р-р-р! — сердито передразнил его Ким. — Бах-ба-ба-бах! Это каждый дурак сумеет! Начальники штабов всегда приказы пишут, вот что! Без приказа ни одна война не начинается. Помнишь, как в книге «Генерал Доватор»? — Ким возбуждённо взмахнул руками и привстал. Карта упала на пол. Но Ким даже не заметил. — Приехал генерал в полк и к начальнику штаба. «Пиши, — говорит, — приказ: бить фашистов изо всех сил!» А наши только этого и ждали. Вскочил генерал Доватор на коня: «Эскадро-о-он, к бою! Марш! Марш!» И по тылам немецким… «Сабли наголо-о-о-о! Ать! Ать! Держись, гитлеры!»
— Верно, — сказал Колька, — я тоже про это в книге читал. Ох, и здорово наши чесали фашистов! Как дадут, как дадут!
— У генерала Доватора знаешь, сколько орденов было? Не сосчитать! Про него во всём мире знают! — гордо сказал Ким.
— А в Италии? — спросил Гошка. — Мне мать на день рождения книжку Чиполлино подарила… Это луковица такая итальянская. Мировецкая книга! Я уже несколько страниц прочёл.
Ким нетерпеливо заёрзал.
— И что ты, Гошка, всегда лезешь с чем не надо? Тут про дело говорят, а ты про луковицу какую-то…
— А Италия за нас? — упрямо продолжал Гошка.
— Конечно, за нас! А за кого же ещё?
Гошка удовлетворённо шмыгнул носом.
— А-как надо приказ писать? — примирительно спросил он, желая задобрить друга. Гошка очень не любил, когда Ким сердился.
— Я знаю, как надо, — сказал Колька. Он широко открыл рот, набирая побольше воздуха, и, зажмурившись, выпалил без запинки:
— Приказ по всем нашим войскам! От самого главного генерала! Приказываю вам с сегодняшнего дня бить всех фашистиков в хвост и гриву! Вот!
Он открыл плаза и обвёл ребят победным взглядом.
— Здорово! — восхитился Гошка.
— Ничего, — сдержанно заметил Ким, — только нам сейчас это не подойдёт.
Он вытащил из ящика синюю тетрадь в косую линейку и огрызок карандаша.
— Держи, Гошка. Я буду диктовать.
Сунув руку за борт кителя, Ким нахмурил брови и, немного помолчав, решительно сказал:
— Пиши. Приказ номер сто. По несокрушимой дивизии «Красная стрела». Наши разведчики узнали, что приборовкие противники хвастаются и грозят захватить нашу пещеру.
— И пляж, — подсказал Колька.
— И кусок песка под названием «пляж», — продолжал Ким. — Это пещера наша. Приборовские не имеют на неё никакого права. Приказываю всем полковникам несокрушимой и непобедимой дивизии «Красная стрела» гнать с нашего берега приборовских в шею! Пленных не брать. Победа или смерть! Ура, товарищи!
— Ур-р-р-р-а-а-а! — рявкнули полковники.
В пещере голоса неузнаваемо менялись, и дружное «ура» прозвучало гулко, как в пустой бочке. Хлипкое пламя свечи испуганно дёрнулось и погасло.
В наступившей глухой тишине стало слышно, как со стен пещеры, шурша, осыпается песок.
Где-то внизу, на обоих берегах реки, шла жизнь. По мосту, скрипя колесами, ехали телеги с удобрениями. Совхозные пастухи, щёлкая бичами, сгоняли стада на вечернюю дойку. В совхозном клубе играла музыка.
В пещеру не доносилось ни звука. От земляного поля тянуло пронизывающей сыростью. Ким чиркнул спичкой и зажёг тонкий фитиль огарка. Окинув взглядом притихших в темноте ребят, он неожиданно весело улыбнулся и, лихо сдвинув каску со лба на затылок, громко запел:
Ребята оживились.
— Пусть приборовские только сунутся! — выкрикнул Гошка, чувствуя необыкновенный прилив сил. Скажи ему сейчас Ким разнести всё Приборовье вдребезги — разнёс бы!
— Колька, завтра с утра собери в лесу побольше шишек, — прогнав улыбку с лица, уже властно распорядился Ким.
— Не смогу, — Колька виновато почесал за ухом, — с батькой завтра с утра в бригаду Озеро-село поедем. Кустарник опрыскивать этим… как его… гер… гарбацинами.
— Гербецидами, — поправил его агрономов Борька, — эх ты… гарбацина!
— Неважно, — быстро сказал Ким, придержав Кольку за руку, — зато ты, Борька, вчера от Митьки Соколова улепётывал со всех ног. А он послабее тебя. Ну, что молчишь?
Борька скривил губы и ничего не ответил.
— Жаль, Колька. Возвращайся побыстрее, — спокойно продолжал Ким. — Ну, тогда ты, Борька. Вся
