— Так... Значит, клетчатыми штанами вы его попрекать не стеснялись, Кабанчиком дразнить не стеснялись...
— Еще я его один раз бегемотом назвала,— подсказала деду Галка. Она у нас хорошо умеет сознаваться.
— Бегемотом называть не стеснялись. На это у вас смелости хватало, а помочь парнишке, за молоком вместо него сходить, Данилкины штаны прополоскать — тут и смелости-то никакой не надо.— Дед взял нас за руки, и мы немного шли просто так, без разговоров. А потом он еще сказал: — Да вы все равно бы пошли к этому Алеше, и без моего совета, разве ж я своих внучек не знаю...
МЫ ПОМОГАЕМ АЛЕШЕ
Нам не терпелось рассказать об Алеше Колятке с Федей, остальным-то ребятам мы уже все рассказали, чтоб они перестали дразнить Алешу, от них ему тоже досталось.
Очень нам с Галкой хотелось пойти к Дмитрию Ивановичу, в тысячу раз больше, чем на луг, но одни мы идти все-таки стеснялись. Стали мы звать с собой маму, но она даже руками на нас замахала.
— Есть мне когда по гостям расхаживать, на меня из каждого угла дела смотрят.
Бабу Нату уж мы и не просили: она опять собралась в Москву.
— Ничего, ничего,— сказала она нам,— пойдете одни. Отнесите от меня Дмитрию Ивановичу письмо, не по почте же мне его посылать.
— Я, я понесу письмо, дай мне,— закричала Галка,— у Наталки нет ни одного кармана, а у меня два.
Намочила Галка свою челку, чтоб она не торчала надо лбом, будто козырек, баба Ната дала нам конфет для Данилки, уже совсем мы идти собрались, да вдруг видим — бежит Федя с мешком на плече.
— Гостинец вам волоку,— крикнул он еще издали. Подбежал он к садовому столу и высыпал на него яблоки.— Тут разные, а все с одного дерева. Это наш папка учудил, на одно дерево напрививал всяких сортов.
— Какие уже большие! — удивилась мама.
— Угощайтесь,— сказал Федька.— Только еще кисловаты они малость и жесткие, как кость. Зато полезные. А Колятку нашего не ждите, приболел он, еле дышит.
— Ужас какой! — сказала мама.— Что же это с ним, врач был?
Федя замотал головой.
— Не, не был.
— Да почему же вы не позвали врача? — спросила баба Ната.— А какая у него температура?
— Как в огне горит,— ответил Федька. И улыбнулся.
Я смотрела на него и думала, какой он еще дурачок: брат так болен, а ему хоть бы что, он еще улыбается. И вдруг мы увидели Колятку...
— Ни капельки он не болен,— закричал Федя.— Здорово я вас разыграл, а, здорово?
— Болван ты.— Галка подскочила к Феде и стала его мутузить кулаками по спине.— Вот тебе, вот тебе, чтоб не врал больше!
— Ну, ты! — закричал на Галку Федя.— Давай руки не распускай, я ведь тоже драться умею, меня все совхозные мальчишки ой-ей как боятся. Я в гости пришел, а ты драться лезешь.
— В гости с враньем не приходят,— сказала Галка.
— А я не с враньем, я с яблоками.
Тут мы начали все смеяться, один только Колятка стоял и моргал своими белыми ресницами. Он же не знал, что нам Федя наговорил, и ничего не понимал. А когда мы ему рассказали, он заступился за брата:
— Вы уж простите его. В совхозе у нас парни друг друга всё разыгрывают. Такого, бывает, наплетут, что все после со смеху валятся. Вот и наш Федя ихнюю моду, видать, подцепил. Мал еще, чего с него возьмешь.
— Малёхонек-дурёхонек,— добавила Галка.
Колятка сказал, что бабушка Анисья опять собралась в Зареченск. Дня три они здесь пробудут. А мы с Галкой рассказали им про Алешу, про Дмитрия Ивановича. Быстро-быстро рассказали, надо же было идти к ним, нести письмо.
Дорогой Галка сказала:
— Знаешь что, давай попросим у Алеши прощения за то, что дразнились. Давай, а?
— Там посмотрим...— ответила я.
Дмитрий Иванович сидел в своем кресле, а возле него на траве играл какими-то палочками Данилка, Алеша возле дома сти-рал в большом тазу белье.
— Эге-ге-ге! — весело закричал Дмитрий Иванович и высоко поднял здоровую руку.— Алеша, ты посмотри, кто к нам препожаловал. Данилка, принимай гостей!
Данилка сначала встал на четвереньки, потом распрямился и зашагал к нам навстречу.
— Здоровайся, — подсказал ему Дмитрий Иванович.
— Здласте,— сказал Данилка и протянул нам руку.
Письмо бабы Наты Дмитрия Ивановича обрадовало, оказывается, она написала, что скоро достанет ему какое-то новое хорошее лекарство и пришлет с нами.
Я набралась смелости, подошла к Алеше и попросила его:
— Давай я постираю.
— Давай,— сразу согласился он.— Это Данилкины трусики. А я лекарство дам Дмитрию Ивановичу. И молоко подогрею, оно у меня в холодильнике. Дмитрий Иванович очень любит молоко.
Потом Алеша разрешил мне почистить картошку. Галка громко, с выражением читала Дмитрию Ивановичу, а мы вдвоем с Алешей чистили картошку и разговаривали.
— Моя мама говорит, что домашнее хозяйство это такая штука, что тут на десять человек всякой возни хватит.
Алеша рассмеялся:
— У нас главная домашняя хозяйка — папа. Правда, правда! Он готовит обед, моет посуду, натирает пол. Наши друзья немного подшучивают над ним, Восьмого марта даже подарки ему делают. Папа — геолог, а геологи всё умеют.
— Значит, ты у своего папы научился обед готовить, стирать? — спросила я.
— И у него, и у мамы, и у деда, и у тети Маши — у всех помаленьку,— ответил Алеша.— У нас с тетей Машей, знаешь, как получается? Я стараюсь побольше днем разных дел переделать, чтоб ей на вечер меньше осталось. А она приедет и ругает меня. «Ах ты, разбойник, ах ты, неслух!»
— И тоже старается побольше всего переделать? — спросила я.
— Ну, да,— Алеша опять весело рассмеялся.— Настоящий цирк! Это один фронтовой друг Дмитрия Ивановича про что-нибудь смешное так говорит: «Настоящий цирк!»
— А они и сюда приезжают?
— Кто?
— Фронтовые друзья Дмитрия Ивановича.
— Редко, но приезжают,— ответил Алеша.— Такие они все заводные, веселые. Как начнут вспоминать разные истории из своей фронтовой жизни, так у меня обязательно то молоко сбежит, то каша подгорит. По-моему, они нарочно всё больше веселое вспоминают, ведь Дмитрию Ивановичу нельзя волноваться.
— А Дмитрий Иванович тебе тоже чего-нибудь рассказывает?
— Рассказывает. Но про самого себя редко. Я только недавно узнал, сколько у него орденов, медалей. Я его в кино видел, его самого. Понимаешь? Это было зимой, есть такой фильм, про войну, длинный, в двух сериях, называется он...
В это время с соседнего участка Алешу позвал какой-то мальчишка, и он побежал к нему.