торопит меня с этим свиданием? До моей поездки к миссис Кронбери остается еще больше двух месяцев, и, если он и в самом деле влюблен в меня, он не захочет столько ждать. Ах, существует множество причин, по которым он может искать встречи со мной, не касающихся нашего объяснения. Только бы это не было какое-нибудь ужасное известие! Неужели мистер Мэйленд… Роджер… должен уехать из Брайтона раньше, чем собирался? Его мать, возможно, нашла ему невесту, или его отец решил отправить его на континент? Что же такого могло случиться?
За дверью послышались голоса, должно быть, возвращалась Хелен, и Эмили поторопилась спрятать записку в шкатулку. Позже она снова хотела перечитать письмо и вновь испытать это необычное волнение, которое можно было объяснить только одной причиной – написавший записку джентльмен ей не безразличен.
До пятницы оставалось еще два дня, и Эмили подумала, что все это время будет волноваться и подтрунивать над собой из-за этого волнения. И то, и другое было внове для нее и поэтому наполняло ее существование новыми красками, подобными тем радужным цветам, что использовала маленькая Эми Ли, чтобы сделать свои рисунки более яркими и заслужить похвалу мисс Барнс.
Мисс Эйвери, заходившая в комнату, чтобы взять шаль, снова ушла, и Эмили вскоре тоже вышла, до ужина она хотела еще побывать в библиотеке. После ужина Эмили немного поболтала с мистером Хотчинсом и поднялась в свою спальню за рисунком вышивки для скатерти, выполненным ею по просьбе миссис Фирман. В коридоре она увидела, как из их с Хелен комнаты вышла мисс Брент и направилась к себе.
Эмили удивилась – мисс Брент никогда не заглядывала к ним, что же заставило ее прийти сейчас? Хелен в комнате не оказалось, и спросить Эмили было некого. Она взяла свой рисунок и снова спустилась вниз, задавать вопрос самой мисс Брент ей не хотелось.
Спустя полчаса к Эмили подошла одна из горничных и попросила немедленно явиться в кабинет миссис Аллингем. Эмили уже привыкла к тому, что от бесед с директрисой не стоит ожидать ничего хорошего, и исполнила приказание с некоторой тревогой. Пусть ей и не в чем было упрекнуть себя, все же визит к миссис Аллингем – не лучший способ скоротать весенний вечер.
Позже Эмили не раз с горечью думала о том, что ее предчувствие оказалось слишком слабым и неуверенным и не смогло предупредить ее о том, что ожидает ее в кабинете миссис Аллингем.
Директриса, по обыкновению, восседала за своим столом, у ног ее ластились, отталкивая друг друга, неизменные любимицы-кошки.
– Мисс Барнс, я должна сказать вам, что пансион Святой Маргарет больше не нуждается в вас, – своим сухим голосом сообщила миссис Аллингем, едва Эмили примостилась на краешке стула, повинуясь жесту директрисы. – Вы должны сегодня же собрать свои вещи, а утром вы покинете это место навсегда.
Эмили показалось, что на мгновение она оглохла и ослепла. Возможно, это был кратковременный обморок, последствие шока, но вскоре она вновь могла смотреть на миссис Аллингем с ее желтоватым лицом и кошачьими шерстинками на коричневом платье.
– Могу я спросить, что я… что послужило причиной моего увольнения? – слабым голосом спросила Эмили, отчаянно желая вновь обрести силы и уверенность в себе.
– Я в своем праве, мисс Барнс, и вовсе не обязана объяснять вам, почему принимаю то или иное решение. Тем более что вы и сами знаете, какова ваша порочная натура. – Миссис Аллингем не могла не ожидать вопросов и отвечала бесстрастно и неторопливо, ее тон не вязался со словами, а потому смысл высказывания не сразу дошел до Эмили.
Но едва она поняла, злость вернула ее голосу прежнюю выразительность.
– Теперь, когда я не служу у вас, я требую объяснений и не уйду отсюда, пока не услышу их, – решительно заявила девушка.
Миссис Аллингем поморщилась, словно повышенный тон Эмили раздражал директрису, а кошки у ее ног перестали урчать.
– Вы с самого начала выказали себя дерзкой и самоуверенной, но я надеялась, осознание того, насколько большую милость вам оказали, приняв в наш пансион, заставит вас вести себя как подобает. Я обещала вашей тетке принять вас, но теперь я понимаю, что мне не следовало соглашаться, несмотря на мою дружбу с миссис Пэйшенс.
– Вы так и не объяснили, что я такого сделала, чтобы оказаться недостойной преподавать в этом пансионе, особенно учитывая то, что эти стены повидали немало интриг и хранят много неприглядных секретов, – выпалила Эмили.
Миссис Аллингем заметно скривилась – высказывание мисс Барнс коснулось чувствительного места, репутации пансиона. Тем скорее директрисе хотелось избавиться от этой злоязычной девицы.
– Ваше поведение не соответствует ни понятиям о приличиях, которые вам, несомненно, прививали в детстве, как любой девушке в хорошей семье, ни достоинству преподавательницы нашей школы, – миссис Аллингем даже повысила голос. – Вы не станете отрицать, что тайно встречаетесь с джентльменом, запятнавшим свою честь публичным одобрением бесстыдных поступков его дочери, опозорившей и свою семью, и наш пансион!
– Я встречаюсь с мистером Рикманом? – Эмили округлила глаза, от изумления она пропустила мимо ушей даже оскорбления миссис Аллингем. – О чем вы говорите?
– Вы получили от него вот эту записку, – миссис Аллингем двумя пальцами брезгливо взяла со стола лист бумаги, в котором Эмили узнала послание Мэйленда. – И, насколько я понимаю, собираетесь уехать из Роттингдина вместе с Рикманом и его дочерью. На положении кого, могла бы я спросить, но не желаю этого знать.
– Но письмо вовсе не от мистера Рикмана, – не подумав, воскликнула Эмили.
– Оно подписано его инициалами – Майкл Рикман, глупо спорить, утверждая обратное, – фыркнула директриса. – Ступайте упаковывать свой багаж, мисс Барнс, я и без того уже уделила вам времени больше, нежели собиралась!
– Как вы смели прочесть мое письмо? Вы следите и шпионите за всеми в школе и все равно не смогли удержать Энид от побега, а вашу драгоценную мисс Найт – от ужасных, жестоких проступков! Я и сама уже не раз подумывала об отъезде, атмосфера лицемерной добропорядочности душит меня. – Эмили вскочила на ноги, а директриса дернула шнурок звонка, свисающий над ее левым плечом, словно испугалась гнева молодой девушки.
– Идите, мисс Барнс, вы получите жалованье у мисс Олдридж, но не дождетесь от меня никаких рекомендаций, и мы посмотрим, сможет ли ваш покровитель найти вам столь же хорошее место, если, конечно, он не возьмет на себя заботу о вас, – напоследок выпустила ядовитую стрелу миссис Аллингем.
Эмили вскочила, стул опрокинулся, но она не стала поднимать его. Ах, как она разозлилась! Но не на миссис Аллингем, а на того, вернее, на ту, кто своим низким поступком лишил ее крыши над головой!
– Теперь я понимаю, что мисс Брент делала в нашей комнате, – бормотала Эмили, взбегая по лестнице. – Она копалась в моей шкатулке и нашла записку Роджера! Кто знает, как часто она это делала? Что ж, настала пора сказать ей все, что я о ней думаю, ведь теперь я не стану видеться с ней каждый день, а значит, ни к чему и быть вежливой!
Будь Эмили не так рассержена, она бы принялась плакать, но сейчас ей совсем не хотелось проливать слезы. Конечно, она теряет столь многое, что слезы еще придут, но не теперь. Сперва она расквитается с обидчицей, затем найдет себе приют на первое время, пока не решит, куда направится, а уж потом, в тишине и одиночестве, позволит себе дать волю переживаниям.
В комнату мисс Брент Эмили ворвалась без стука, чем удивила хозяйку, сидевшую с книгой в старом деревянном кресле-качалке у камина.
– Мисс Барнс, – мисс Брент недоумевающе посмотрела на запыхавшуюся девушку. – В школе пожар? Или еще что-то случилось с нашими девочками?
– О, нет, мисс Брент, то, что случилось, касается только меня и вас! Миссис Аллингем только что приказала мне избавить пансион от своего присутствия!
Мисс Брент медленно поднялась на ноги и положила книгу на каминную полку.
– Известие и в самом деле необыкновенное, но позвольте спросить, какое я имею отношение к тому,
