Но возбуждение дядюшки не проходило.
– Когда я, несчастный, говорю, кричу, призываю, никто слушать не желает, никому дела нет, головы никто повернет…
От дядюшкиного рева зазвенели стекла, на губах у него выступила пена.
– Но… но… англичанам до меня не добраться… Я уничтожу… Спалю их всех… Пусть бомбы бросают, пусть гранаты… А-а-а…
Теперь он уже корчился в судорогах, закатив глаза, потом потерял сознание.
Все засуетились, загалдели. Но голос Асадолла-мирзы прорвался сквозь общий шум и гам:
– Да что же здесь творится? Хотите угробить старика?.. Маш-Касем, бегом за Насером оль-Хокама!
Припустившись к выходу, Маш-Касем успел все-таки сказать:
– Говорил я вам, ваше высочество, дай я их перебью всех… Они самые враги господина и есть…
Присутствующие продолжали шуметь и суетиться, Лейли – рыдать, пока не появился доктор Насер оль-Хокама со своим саквояжем.
– Жить вам не тужить, жить не тужить, что случилось?..
Врачебный осмотр длился несколько минут. Все, затаив дыхание, не сводили с доктора глаз. Наконец он поднял голову и сказал:
– Жить вам не тужить, сердечная недостаточность! Надо срочно отвезти агу в больницу.
– А не опасно перевозить его в таком состоянии?
– Во всяком случае, не так опасно, как стоять сложа руки. Я сейчас сделаю ему укол, а потом повезем. Пошлите за машиной.
Два человека побежали за машиной, а доктор начал кипятить шприц. Лейли продолжала плакать. Дядюшкина жена, которая вернулась домой за несколько минут до случившегося, тоже рыдала.
Я, потрясенный и виноватый, стоял в стороне, когда Асадолла-мирза подошел ко мне и пробормотал мне на ухо:
– Стыдись, сынок! Смотри, какой переполох ты поднял из-за своей неспособности к одному короткому путешествию!
– Я откуда знал, дядя Асадолла…
– Теперь иди запасай ящик гранат… Потому что через три месяца здоровье этого осла мордастого поправится, и тебе надо будет опять бросать гранату. Еще через три месяца – другую, а там мало-помалу придется увеличить рацион, кидать по три, по четыре зараз.
– Дядя Асадолла, я принял окончательное решение, что…
– Что – прокатиться в Сан-Франциско? Браво, отлично… А ты не мог принять это решение на два дня раньше, чтобы не доводить старика до такого состояния?
– Нет, дядя Асадолла…
– То есть как «нет»? Что у тебя два дня назад – дорожные принадлежности еще не были собраны, а сейчас ты их собрал, так? Ну что ж, и на том спасибо.
– Нет, нет, нет! Вы все шутите… Другое решение, вовсе не Сан-Франциско ваше…
– Лос-Анджелес?
Я чуть не завопил во все горло, но, хоть и с трудом, взял себя в руки и прерывающимся голосом сказал:
– Я принял решение… покончить с собой!
Асадолла-мирза посмотрел на меня, улыбнулся:
– Ах, какой молодец, это тоже прекрасно. Ладно, а когда же, помоги тебе бог?
–. Я серьезно, дядя Асадолла!
– Моменто, моменто, полегче, значит, путь выбираешь… Человек всегда ищет, что попроще… Для многих перекочевать к праотцам легче, чем отправиться в Сан-Франциско… Что ж, такова человеческая натура. Если ты обанкротился, если, по словам сардара, сила твоя отказ делать, в Сан-Франциско нечего и соваться, отправляйся в гробницу.
– Дядя Асадолла, перед вами человек, принявший твердое решение. Не надо шутить.
– Ну хорошо, а способ ты тоже выбрал?
– Пока нет, но какой-нибудь найду.
– Загляни вечерком ко мне, я тебе подберу что-нибудь повернее и без боли.
Потом с мрачным и серьезным видом он добавил:
– Прости тебя господь! Ты был парень неплохой. Пусть на твоем могильном камне начертают: «Добрые люди мира сего иль те, что родятся после того! Тот, кто во прахе почил, это я, кто в Сан-Франциско не был, бедный я! Пусть этот мир будет добрым для вас, путь в Сан-Франциско откроет для вас!»
В это время раздался голос доктора Насера оль-Хокама:
– Как только машина придет, будем переносить… Этот укол немного привел его в себя, но случай такой, что нужно принимать капитальные меры.
