Что касается драмы при Монтьеле, ее описание, данное выдуманным персонажем Мендосом, — это самая удивительная фантазия, которую только можно придумать, естественно прославляющая короля Педро:
Обманутый величием его, Дон Педро гибнет, С измученного скакуна поверженный герой… Скользит и падает… Благородный Гесклен его в свои объятья принимает. Он утирает кровь его, оплакивает, утешает, Ему с почтеньем служит и клянется честью… Потом он графу Трастамарскому героя вверил. О, Бог карающий, кто в это бы поверил? О, низкий, варвар! От счастья пьян и местью ослеплен, Он поразил супруга вашего кинжалом И тело, на песке простертое, попрал… Чтобы окончательно обвинить убийцу и прославить благородную жертву, Вольтер показывает нам, как дю Геклен проклинает графа Трастамарского:
Я тот, кто не умел ни лгать, не пресмыкаться. Скажу: вовек вам больше рыцарем не зваться. Вы недостойны этого, и гнусный ваш удар, Тиран, предо мной и честью вас позорит. Простил вас некогда убитый вами брат. Невозможно собрать столько неточностей в таком малом количестве слов, и никто из испанских защитников Педро Жестокого не додумался так смело развить легенду.
Естественно, в финальной сцене король Педро предстанет у Вольтера невинной жертвой клеветы одних и хитрости других. Если он иногда и поддавался вспыльчивости, то не по своей вине, а по вине врагов, любовниц, даже родного отца.
Д о н П е д р о (Акт I): Увы! Вы молоды еще, и знать вам не дано, Что государь, творящий благо, плодит всегда одно: Неблагодарность… Альфонс, плохой монарх, как и плохой отец, (я говорю от всей души и без притворства) Альфонс, бастарду дав права, какие только можно, Его и сына превратил навек в врагов неосторожно… Э л е о н о р а (тот же акт), графу Трастамарскому, который боится, что его убьют: На это Педро неспособен; Не надо усердствовать вам так, чтоб оскорблять его… Я трепещу, но знаю: душа его добра и справедлива. Эльвира же чувствительна, как и властолюбива. Любовницы, быть может, погубили это сердце, Чья глубина была чиста… Э л е о н о р а (Акт II) графу Трастамарскому, который намекает на убийство королевы Бланки: Как! Бесконечно вы стремитесь оклеветать его!… Э л е о н о р а (Акт III): Вас ненавидят все, а должно чтить отца… …Но если вы восстановите удел высокий милосердья И в справедливой каре проявите такое же усердье, Сенат узнает вас, и будет чтить, да и любить в вас господина. М е н д о с (тот же акт): Свирепы вы, но искренни и нежны… …Врагов же ваших роковые козни прельстительною ложью по стране родили розни… Д о н П е д р о (Акт III), только что простил графа Трастамарского: …Нет, тем жестоким Педро я не буду Чья слава, кажется, навек омрачена… Д о н П е д р о (Акт IV): Мой друг, я вовсе не хочу подобной мести… Французом побежден, могу остаться я как рыцарь не задетым, Ведь я король, но честь я свято берегу при этом. Политику от всей души я презираю как искусство, Но справедливо оценить во мне и искренность, и чувство… Для того, кто читал биографию короля Педро, пусть даже написанную расположенным к нему человеком, подобная ложь просто смешна.
Но почему Вольтер до такой степени искажает и приукрашивает портрет своего героя? Что это — непонятная неинформированность? Или он сознательно искажал историю ради заранее продуманного плана? В пьесе есть любопытная деталь, которая поможет нам отвергнуть первое предположение, а дальнейшие цитаты подтвердят второе. Единственный вымышленный персонаж трагедии доказывает, на наш взгляд, что Вольтер, верный своей привычке, очень хорошо изучил предмет и восхвалял короля Педро, лишь преследуя определенные цели.
И действительно, есть основания думать, что донна Элеонора, «принцесса крови», которую он делает героиней пьесы, отдает Педро в невесты и заставляет графа Трастамарского ухаживать за ней, необходима в пьесе лишь для того, чтобы украсить сценарий любовной интригой, обычной для любого театрального произведения. Однако оказывается, что романтическая роль Элеоноры во многом соответствует исторической действительности.
Изабелла де ла Серда, которую Вольтер предпочитает называть Элеонорой, была внучкой знаменитого Альфонса Обездоленного, трон которого в 1284 году узурпировал Санчо Храбрый. Во время правления Педро Жестокого она могла считаться законной наследницей кастильского трона. Совершенно точно, что в 1366 году Педро встречался с ней для того, чтобы выстроить отношения с партией де ла Седры