существуют, но специально скрыты и потому неизвестны не только широкой публике, но и ученым невеждам.
Теория причин невежества у Роджера Бэкона часто рассматривается как предвосхищение теории так называемых идолов, мешающих правильному познанию, сформулированной Френсисом Бэконом. Но в отличие от своего однофамильца францисканский философ не удовлетворяется перечислением вышеуказанных причин, а обсуждает их с духовно-этической точки зрения, указав самую главную, четвертую причину, лежащую в основе трех других. Таковой является сокрытие собственного невежества под видом мудрости, происходящее из гордыни. Именно из-за этой причины многие выдающиеся философы и богословы не были признаваемы в течение столетий. В критике горделивого невежества, притворяющегося мудростью, у Роджера Бэкона звучит францисканский мотив превосходства смирения и простоты.
Опытная наука
Одно из положений, в котором, как часто указывают, Роджер Бэкон предвосхитил науку Нового времени, — значимость опыта в познании. По словам Бэкона, опытная наука, во-первых, проверяет заключения всех наук, во-вторых, предоставляет важные факты другим наукам, в-третьих, самостоятельно исследует тайны природы, независимо от других наук.
Подчеркивание значения опыта связано с некоторым принижением значения логического доказательства, рассуждения, аргументации. И опыт, и аргументы, по Бэкону, помогают познанию истины, но лишь опыт для этого в строгом смысле необходим. Ни одно, даже самое совершенное с логической точки зрения доказательство не удовлетворит человека, если он непосредственно не убедится на опыте в доказываемом факте. И математические доказательства принимаются только после опытной проверки — счета в арифметике, построения в геометрии.
Как и у Френсиса Бэкона, Галилея, а впоследствии у авторов эпохи Просвещения, подчеркивание роли опыта органично связано у Роджера Бэкона с критикой, как ложных авторитетов, так и мнений толпы, очень часто разоблачаемых с помощью опыта.
Тем не менее, было бы ошибочно видеть в опыте Бэкона что-то родственное современной экспериментальной науке. Речь не идет ни о сознательном вмешательстве в условия изучаемого явления с целью отделить действие одних факторов от других, ни о воспроизводимости результатов.
У Бэкона опыт означает все, что человек «испытывает» в самом широком смысле слова, непосредственное познание «лицом к лицу» с реальностью. Важно подчеркнуть, что это не только так называемый «чувственный опыт», восприятие чувствами. Наряду с чувственным опытом, который он называет внешним, Бэкон говорит также о внутреннем опыте. Внешний опыт должен дополняться внутренним при познании видимых вещей, а вещи невидимые познаются только внутренним опытом. Бэкон называет семь ступеней внутреннего опыта: 1) сугубо научные положения; 2) добродетели; 3) семь даров Святого Духа, перечисленных у Исайи (премудрость, разум, совет, крепость, ведение, благочестие, страх Господень, ср. Ис 11, 2—3); 4) евангельские блаженства (см. Мф 5, 3—12; Лк 6, 20—23); 5) духовные чувства; 6) плоды, превосходящие чувства, в том числе мир Божий; 7) восхищения разных видов (т. е. познание экстатического характера). Таким образом, «эмпиризм» Роджера Бэкона теснейшим образом связан не с сенсуализмом, а с живыми мистическими традициями, столь характерными для Средневековья.
Науки о языке
Средневековая западная культура была латиноязычной. Даже греческий язык был известен плохо, в т. ч. наиболее образованным людям. Фома Аквинский, например, плохо знал греческий язык и, соответственно, греческую философскую литературу, знакомился с философией Аристотеля в переводе, причем это обстоятельство привело его к некоторым ошибкам в ее интерпретации[31].
На этом фоне слова Роджера Бэкона о необходимости изучения языков, и не только греческого, но и еврейского, арабского и т. д. выглядят весьма актуальными для его времени. Главные называемые им причины необходимости их изучения связаны с отсутствием переводов, с низким качеством переводов и с принципиальными пределами возможности перевода. Роджер Бэкон понимал, что в латинском языке отсутствуют многие важные термины, что делает затруднительным адекватный перевод. Понимал он и то обстоятельство, что буквальный перевод во многих случаях не является адекватным.
Бэкон указывает, что на латыни еще нет удовлетворительных переводов многих важных книг, как по философии, так и по богословию. Среди всей литературы, которую, согласно его мнению, следовало «ввести в научный оборот» на христианском Западе, отметим его замечание о необходимости знать книги греческих Отцов Церкви: «если бы книги этих [авторов] были переведены, то не только бы возросла мудрость латинян, но и Церковь получила бы большую помощь против схизм и ересей греков, ибо они были бы побеждены посредством речений их святых, которым они противоречить не могут», — пишет Роджер Бэкон в период, когда необходимость воссоединения восточной и западной Церквей осознается как весьма актуальная.
Еще одной актуальной проблемой, привлекшей внимание Бэкона, решение которой требовало знание языков, была проблема ошибок в текстах. Даже тексты Библии, имевшие хождение, существенно отличались один от другого. На это обращали внимание повсюду, но попытки внести исправления, по замечанию Бэкона, часто только ухудшали положение. Одни исправители стремились упростить то, чего не могли понять; другие вставляли в текст Вульгаты фрагменты из других переводов, в результате одно и то же греческое или еврейское слово в разных частях Библии переводилось по-разному; третьи вносили исправления, следуя библейским цитатам в произведениях Отцов Церкви или в литургических текстах, хотя эти цитаты по разным причинам во многих случаях могли быть неточными[32]. По мнению Бэкона, первым делом следовало бы восстановить иеронимовский текст Вульгаты по наиболее древним рукописям, используя наиболее частые варианты из имеющихся; в случаях расхождений необходимо сверять с греческим или еврейским оригиналом. Для осуществления этой работы должна была быть учреждена авторитетная папская комиссия, состоящая из компетентных ученых; ее работа должна была осуществляться согласно определенным принципам; исправления, совершаемые по частной инициативе, следовало запретить. Выдвигая данную программу, Роджер Бэкон сильно опередил свое время, закладывая основы текстологической критики гуманистов. Авторизованный Церковью пересмотренный вариант Вульгаты вышел лишь в период Контрреформации.
Деятельность Роджера Бэкона по реформированию системы образования включала не только эти советы Папе, высказанные в трех Opus-ах. Сам Бэкон написал еврейскую и греческую грамматики. От первой сохранился лишь фрагмент, от второй — большая часть, но лишь в одном экземпляре. По-видимому, Роджер Бэкон остался единственным западным автором, составившим греческую грамматику для латинян. В 1312 Вьеннский собор (возможно, под влиянием аргументов Бэкона) постановил учредить школы греческого и восточных языков в Парижском, Оксфордском и др. университетах, но эти попытки не увенчались успехом, — сохранились сведения лишь о временных преподавателях, не имевших кафедр.
С грядущими гуманистами Бэкона связывает не только осознание важности изучения языков и постановка методологических проблем, связанных с переводом и текстологической критикой, но и интерес к принципам риторической и поэтической аргументации по сравнению с традиционно изучаемой в логике доказательной и диалектической аргументацией[33]. По мнению Бэкона, риторические и поэтические аргументы столь же важны для практического разума, как для теоретического разума — аргументы доказательные и диалектические. Но поскольку практическая часть философии имеет преимущество перед теоретической, изучению риторических и поэтических аргументов необходимо уделять особое внимание. Эти аргументы не отвечают стандартам научной строгости, которым должны соответствовать аргументы теоретических наук; тем не менее, именно практические аргументы способны вызывать в душе веру, сочувствие, сострадание, радость, любовь и соответствующие действия. Отсюда следует их важность для таких наук, как богословие и каноническое право. Представляется, что аргументы, ведущие к обращению нехристиан, о которых говорит Роджер Бэкон в четвертой части своей моральной философии, согласно его намерению должны быть отнесены именно к этой категории.
Следует отметить также важный вклад, сделанный Р. Бэконом в развитие науки о знаках. В Средние века философы серьезно обсуждали вопросы, касающиеся значений слов. Получают ли слова свои значения естественным образом или по человеческому произволу? Обозначает ли слово «собака» непосредственно конкретную собаку или общее понятие собаки либо общую природу собак, а конкретную
