начальника санитарной службы Марина знала, второй офицер незнакомый - среднего роста, в новом ватнике, продранном лишь на одном локте. С Большой Земли, что ли?
Начальник санслужбы кашлянул, поморгал, пытаясь хоть что-то рассмотреть в тусклом свете пары коптилок:
- Товарищи! Тут такое дело... Нам поставлена задача на прорыв. Через час уходим...
В тишине слушали. Ждали этого, теперь молчали, лишь дыхание десятков людей, хриплое, натужное Подвал наполняло. Мгновение, даже не стонал никто. Потом разом закряхтели, зашевелились даже те, кто шевелиться не мог. Встать смогли трое, поковыляли к выходу.
- Бушлат возьми, - сказала Марина полуголому, с забинтованной грудной клеткой, бойцу.
- Куда его? На голову? - прохрипел раненый, - шевелить одной рукой он совсем не мог - осколком ключицу перебило.
Ефимовна молча накинула ему на одно плечо шинель. Раненые выбирались наружу, в сырость и перестук выстрелов.
- Будьте живы, - сказал, не глядя ни на кого, начсанслужбы и пошел следом.
Второй, новенький, стоял, смотрел на подвал, словно запомнить хотел. Так бывает - с непривычки духота и кровь как обухом бьет. Бывает, из траншеи бойцы зайдут, дуреют, хоть нашатырь подноси.
Марина смочила тряпку, склонилась к лейтенанту - замолк грузин. Сейчас отмучается. После смерти, иной раз, красивее становятся. Чаще, конечно, наоборот.
- С документами, кто может, разберитесь, - сухо сказал новый офицер. - По национальностям, званиям. Лишнего оставлять не нужно.
- Да нам всё едино. В одном теперь мы звании, - кашлянул сапер.
- По-разному выйти может, - сказал офицер. - Если кому полегчает, к берегу выбирайтесь. Ночью катера подойдут.
Марина чувствовала, что у нее дрожат руки. Спрятать бы их куда. Шел бы он, командир чертов. Какой берег? Уж уползли все, кто мог.
- Эй! - сказал офицер. - Санинструктор...
Марина обернулась.
- Со мной идёте, - незнакомец смотрел из-под каски. - Бойцы поймут. Здесь все сознательные.
- Не могу, - сказала Марина, да вышло что-то ужасно невнятное. - Так нельзя. Бросать нельзя. Да и не дойду я никуда.
- Звание? - кратко, и вроде бы негромко, рявкнул офицер.
- Сержант Шведова, - Марина машинально попыталась выпрямиться, тюкнулась макушкой о потолок.
- За мной, Шведова. Личное оружие, патроны. Не на танцульки.
- Правильно, - сапер усмехнулся, скашлял на подбородок. - Но ты ее и на танцульки опосля тож своди.
Марина суетливо вынула из сумки последнюю банку тушенки, отдала Ефимовне. Выдернула из груды тряпья свой карабин, ремень с подсумками...
- С Богом, - зачем-то сказала в спину Ефимовна...
Висела над развалинами ракета. У развалин школы коротко простучал автомат, ему ответил немецкий пулемет. Марина пыталась застегнуть ремень. В траншее сидело трое бойцов - видимо, ждали офицера. Хлопнула, заливая все мертвенным светом, очередная ракета. Марина в первый раз разглядела лицо офицера. Костистое лицо, немолодое, уже за тридцать, глаза холодные, отсутствующие. Сразу видно - штабной.
- Не плачьте, - он двумя точными движениями помог застегнуть ремень с подсумками. - По траншее к КП моряков. Там медсанбат собирается. Найдете?
- Да. Товарищ... майор, - Марина наконец разглядела майорские звезды. - Мне, наверное, лучше остаться. У меня ноги... Я же не дойду...
- Чушь. Добежишь. Без разговоров, бегом арш!
Марина потрусила по траншее, качаясь, отталкиваясь рукой от влажной края, машинально перешагивая через пустые цинки. Потом ползла по взрытому, цепляясь штанами за расщепленные доски, за проволоку. Ночь блестела, туманилась мерцанием ракет и слез. Шли, ползли, двигались в ту же сторону фигуры десантников. Их было еще много...
Отпустил Подвал санинструктора Шведову. Может, не всё еще. Не всё...
6 декабря 21.20. Десантники готовы к прорыву. Около 2000 человек, включая раненых. Все раненые вооружены. По плану остатки 1339-го и 386 морского батальона прорвали румынскую оборону. Слева и справа шли, соответственно, остатки 1337-го и 1331-го полков. Тыл прикрывали гвардейцы 335-го полка - около сотни бойцов. В центре боевого порядка шел медсанбат с 200 ранеными.
В 22.00 взлетела красная ракета, и десант пошел на прорыв...
...Марина шаталась, шатались все, кто шел на север. Недоедание, последние дни постоянного обстрела и напряженных боев обессилили бойцов. Румынские траншеи остались позади, но в это не верилось. Легко как-то вышли. Первые несколько минут казалось, что врага вообще нет. Шли колонной, между воронок и окопов. Потом впереди судорожно ударил пулемет, через несколько мгновений захлопали гранаты, вспыхнула короткая яростная стрельба. За спиной, на оставленном плацдарме тоже стреляли - группы прикрытия отвлекали немцев и мамалыжников. Повисли очередные ракеты - Марина видела спины бойцов, грязные повязки, автоматы, пристроенные, чтобы можно было стрелять одной рукой. Сзади тоже двигались бойцы. Санинструктор из 31-го помогала идти слепым ( Среди раненых было минимум двое потерявших зрение: капитан-лейтенант Н.А. Кулик и летчик сбитого штурмовика И.М. Моргачев). Марина опекала своих: прыгал, опираясь на доску долговязый Яша, шел пожилой боец с забинтованными, обожженными и раздробленными кистями обеих рук - на него повесили 'сидор' с дисками, остальные раненые, что в группу Шведовой вошли, разом как-то растворились среди бойцов. Перебрались через траншею - Марина первый раз видела так близко мертвого врага - румын валялся, вывернув шею, точно в стену траншеи хотел ввинтиться. Червяк бл....й...
Впереди была степь - темная, непроглядная. За спиной стреляли. Яша назойливым шепотом объяснял, как ему нужно подавать диски 'если що'. По лицу бил холодный дождь, Марина облизывала губы, падала, вставала, поднимала других, роняла карабин, поднимала его, искала и поднимала Яшкину доску... Ветви низкорослого кустарника, ставшие на холоде жестче стальной проволоки, раздирали руки и одежду. Потом под ногами захлюпало, зачавкало ( Десантники шли через заболоченную часть Чурбашского озера)...
- Стоп! Переобуться треба, - просипел Яша. - Потопим обувку. А у меня и так одна сапога. Папаше Лукичу-то что...
Сели на доску. Марина перемотала портянки 'папаше' Лукичу, разодрала запасную рубашку, намотала потуже Яшке и себе. Мимо брели люди. Все перемешалось, легкораненые, пулеметчики, связисты, все одинаково грязные, изнуренные до последней степени.
...Вода соленая, тяжелая как студень. Где по колено, где выше. Скользкая доска у Яши вырывалась, он падал, хватаясь за Лукича, оба с матом плюхались в воду - Марина здоровенных мужиков удержать не могла. Ползли, - черная соль лезла в рот, - плевались, вставали. Помог кто-то черный, неразличимый в темноте. Шаги, еще шаги, грязь... Рядом стонали и матюкались бойцы - эти, вроде и здоровые, но вот сил волочить пулемет не имели. Поминутно роняли - тело МГ уже в какую-то черную корягу превратилось. Старший пулеметчик ленты, навешенные на шею, всё пытался не окунуть...
Вроде мельчало - Марина запнулась, бухнулась на колени.
- То привычка, - сказал, задыхаясь, Лукич. - Мож, перекурим, а, хлопчики?
Топкое озеро кончилось.
Только сели, как впереди и правее вспыхнула стрельба. Яростная, короткая.
- Вот и посидели, - сказал Яша. - Двигаться нужно, а то змерзнем, та на фрицев наткнемся...
Снова вокруг были люди, оружие, хриплое дыхание. Волокли противотанковые ружья, цинки с
