чтобы в его семье царили натянутые отношения, — он решил, что лучший способ заставить меня полюбить Лидди — проводить с ней как можно больше времени. Он стал придумывать различные предлоги, задерживаться допоздна на работе и попросил меня каждый день возить Лидди из центра Провиденса в Ньюпорт, а потом они ходили в кино или обедать в ресторан.
Я подбирал ее по пути, и она тут же переключала радиостанцию на классическую музыку. Именно Лидди рассказала мне, что раньше композиторы всегда заканчивали произведения на мажорной ноте, даже если само произведение было написано в миноре, потому что если оно заканчивалось в миноре, то каким-то образом имело отношение к сатане. Оказалось, что она играет на флейте, выступала с симфоническим оркестром штата и была первой флейтой в своем библейском колледже.
Если меня подрезали, я тут же разражался потоком брани, а Лидди вздрагивала так, как будто я ее ударил.
Когда она задавала вопросы, я пытался ее шокировать. Признался, что иногда занимаюсь серфингом в темноте, чтобы выяснить, смогу ли оседлать волну и не разбить голову о скалы. Я рассказал ей, что моя последняя подружка была «съемщица». К проституции и стриптизу это не имело никакого отношения, она просто сдирала старые обои. Однако этого я говорить не стал.
Однажды морозным днем, когда мы стояли в пробке, она попросила включить в машине обогреватель. Я включил, и уже через три секунды она пожаловалась, что ей жарко.
— Господи! — воскликнул я. — Ты уж выбери что-то одно.
Я думал, что сейчас она отругает меня за то, что я помянул имя Господа всуе, но Лидди повернулась ко мне и спросила:
— Почему я тебе не нравлюсь?
— Ты выходишь за моего брата, — ответил я. — Мне кажется, гораздо важнее, что ты нравишься ему.
— Ты не ответил на мой вопрос.
Я закатил глаза.
— Мы просто разные люди, вот и все.
Она поджала губы.
— Знаешь, а я так не думаю.
— Серьезно? — удивился я. — А ты когда-нибудь напивалась?
Лидди покачала головой.
— Стреляла сигаретку?
Не стреляла.
— Когда-нибудь воровала жвачку?
Ни разу.
— Изменяла парню?
Нет.
— Держу пари, ты никогда не делала минет, — пробормотал я, и она стала такой пунцовой, что мне кажется, будто я сам горю.
— Ждать до свадьбы — это не преступление, — сказала Лидди. — Это лучший подарок, какой только можно преподнести любимому человеку. Кроме того, я не единственная сохраняю девственность до свадьбы.
«Но, похоже, единственная, кто осуществит задуманное до конца», — подумал я.
— Ты когда-нибудь обманывала?
— Ну… да. Но только для того, чтобы сохранить в тайне подарок на день рождения для папочки.
— Ты когда-нибудь сожалела о своих поступках?
— Нет, — ответила она, и именно этого ответа я и ожидал.
Я сложил руки на руле и посмотрел на нее.
— А хотелось совершить что-нибудь эдакое?
Мы остановились на красный свет. Лидди взглянула на меня, и я, наверное, впервые по-настоящему посмотрел на нее. Голубые глаза, которые я считал пустыми и стеклянными, как у куклы, сейчас были исполнены желания.
— Конечно, — прошептала она.
Загорелся зеленый. Водитель стоящей за нами машины посигналил. Я посмотрел в лобовое стекло и увидел, что пошел снег, а это означало, что мои услуги водителя еще потребуются.
— Придержи-ка коней, — пробормотал я в ответ нетерпеливому водителю.
Тут и Лидди заметила, что погода ухудшилась.
— Вот тебе на! — воскликнула она — кто в наше время говорит «Вот тебе на»? — и выскочила из грузовика.
Я не успел ее остановить. А она выбегает на середину перекрестка, вытягивает руки в стороны и закрывает глаза… Снежинки садятся ей на волосы, на лицо.
Я нажал на клаксон, но она никак не отреагировала. Из-за нее грозила образоваться пробка, и, выругавшись про себя, я вылез из пикапа.
— Лидди! — позвал я. — Садись, черт возьми, в машину!
Она продолжает кружиться.
— Я никогда раньше не видела снега! — признается она. — В Миссисипи снега нет! Это так красиво!
Ничего красивого. И особенно на грязной улице Провиденса, где на углу торгуют наркотиками. Но циники всегда и все видят в черном цвете, а я, наверное, самый циничный из циников. И в тот момент я осознал, почему изначально невзлюбил Лидди. Я боялся, что где-то во вселенной существуют такие создания, как Лидди, чтобы уравновесить существование таких, как я. Женщина, которая не способна сделать ничего плохого, естественно, может свести на нет все прегрешения человека, который в жизни не сделал ничего хорошего.
Вместе мы были двумя половинками одного целого.
Я понял, почему в нее влюбился Рейд. Не потому, что она настолько оторвана от реальной жизни, а потому что ее необходимо опекать. Он стал бы для нее всем: будет рядом, когда она откроет свой первый банковский счет, станет ее первым мужчиной, ободрит, когда она найдет первую работу. Я никогда ни для кого не был первым, если не считать ошибок.
Теперь уже сигналили и остальные машины. Лидди схватила меня за руки и, смеясь, закружилась со мной.
Мне таки удалось усадить ее в машину, но лучше бы я этого не делал. Жаль, что мы не могли остаться кружиться посреди улицы.
Когда мы снова тронулись, ее щеки порозовели, дыхание было прерывистым.
Помнится, я подумал: «Возможно, у Рейда будет все остальное, но только не этот первый снег». Этот первый снег был моим.
Один глоток, если вдуматься, практически ничто. Чайная ложка. Только попробовать на вкус. Явно недостаточно для того, чтобы помочь человеку утолить жажду, именно поэтому этот первый глоток ведет к крошечному второму, и опять-таки — только губы помочить. Потом я начинаю вспоминать голоса Зои и Лидди, они смешиваются, и я делаю еще один глоток, потому что мне кажется, что это поможет мне вновь разделить эти голоса.
На самом деле выпил я немного. Просто я уже давно не пил, поэтому быстро приканчиваю бутылку и хмелею. Ощущение сродни воображаемой волне, которая накатывает каждый раз, когда я жму на тормоз. Волне, способной смыть все мои мысли на тот момент.
И становится невообразимо хорошо.
Я вновь тянусь к бутылке, но, к моему удивлению, бутылка пуста.
Должно быть, я разлил виски, потому что никоим образом не мог выпить почти литр.
По-моему, не мог, разве не так?
В зеркале заднего вида я вижу сверкающую огнями рождественскую елку. Когда я случайно замечаю ее, то удивляюсь и не могу оторвать от нее глаз, хотя прекрасно понимаю, что должен смотреть на дорогу.
