полагаешься на космос, а во втором просишь помощи свыше.
Зои спала на диване, свернувшись калачиком под одеялом. На ней была пижама с изображением снежинок. По лицу было видно, что она плакала.
Я поцеловал ее и разбудил.
«Прости, — прошептала она мне в губы, — мне не стоило…»
«Мне тоже», — извинился перед ней я.
Продолжая покрывать Зои поцелуями, я просунул руку ей под пижаму. Ее кожа была такой горячей, что обжигала ладони. Она запустила пальцы мне в волосы и обхватила меня ногами. Я знал каждый шрам на ее теле, каждую морщинку, каждый изгиб. Они были своеобразными метками на дороге, по которой я ездил всю жизнь.
Той ночью мы настолько отдались страсти, что, похоже, забыли о главной цели — зачатии ребенка. Только это было иллюзией.
Я помню, что мои сны были исполнены желания, хотя когда я проснулся, то не мог вспомнить ни одного.
К тому времени, когда Лидди прибывает туда, куда и собиралась, хмель слетел с меня окончательно. Я был необычайно зол на себя и на весь мир. Как только Рейд узнает, что меня остановила полиция за вождение в нетрезвом виде, он обязательно сообщит об этом пастору Клайву, а тот расскажет Уэйду Престону, который прочтет мне лекцию о том, как легко проиграть суд. Когда единственным моим желанием — клянусь! — было всего лишь утолить жажду.
Я ехал с закрытыми глазами, потому что внезапно навалилась такая усталость, что я едва мог сидеть. Лидди поворачивает в парк.
— Приехали! — возвещает она.
Мы стоим перед входом в здание, где находятся административные кабинеты церкви Вечной Славы.
Уже поздно, и я знаю, что пастора Клайва поблизости нет, но от этого чувство вины не становится меньше. Алкоголь уже однажды сгубил мою жизнь, а теперь я благодаря ему испоганю жизнь еще нескольких людей.
— Лидди, это случилось в последний раз… — обещаю я.
— Макс! — Она бросает мне ключи от конторы, которые носит с собой, потому что руководит воскресной школой. — Заткнись!
Внутри пастор Клайв обустроил небольшую часовню на случай, если кому-то понадобится помолиться не только во время еженедельной службы в школьном зале. В часовенке несколько рядов стульев, аналой и картина с изображением распятого Иисуса. Я иду за Лидди мимо стола секретарши, мимо копировального аппарата, прямо в часовню. Вместо того чтобы включить свет, она чиркает спичкой и зажигает свечу, стоящую на аналое. Из-за теней лицо Христа похоже на лицо Фредди Крюгера.
Я сажусь рядом с ней и жду, пока она начнет молиться. Так мы обычно поступаем в церкви Вечной Славы. Пастор Клайв ведет разговор с Господом, а мы слушаем.
Однако сегодня Лидди складывает руки на коленях, как будто ожидает, что молитву начну я.
— Ты ничего не будешь говорить? — удивляюсь я.
Лидди смотрит на крест позади аналоя.
— Знаешь, какой мой любимый отрывок из Библии? Самое начало двадцатой главы Евангелия от Иоанна. Когда Мария Магдалена скорбит о смерти Иисуса. Для нее он был не просто Иисусом, понимаешь, он был ее другом, учителем, человеком, который по-настоящему о ней заботился. Она пришла к могиле, потому что хотела быть ближе к телу, даже если это единственное, что от него осталось. Можешь себе представить, насколько ей было одиноко? Поэтому она расплакалась, и какой-то незнакомец спросил, что произошло, а потом назвал ее имя, и тогда она поняла, что на самом деле с ней разговаривает Иисус. — Лидди смотрит на меня. — Мне не раз казалось, что Господь оставил меня. Но потом оказывалось, что я смотрю не в ту сторону.
Я не знаю, из-за чего мне стыдно больше: оттого, что я оказался неудачником в глазах Господа или в глазах Лидди.
— Господа нет на дне бутылки. Судья О’Нил будет пристально изучать все наши поступки. Мои, Рейда, твои. — Лидди закрывает глаза. — Макс, я хочу родить твоего ребенка.
Я чувствую, как меня пронзает электрический ток.
«Господи, — про себя молюсь я, — позволь взглянуть на себя Твоими глазами. Не дай мне забыть, что никто из нас не совершенен, пока не посмотрит в Твое лицо».
Но я смотрю на Лидди.
— Если родится мальчик, — продолжает она, — я назову его Максом.
Неожиданно у меня пересыхает во рту.
— Не обязательно называть его в мою честь.
— Знаю, но мне хочется. — Лидди поворачивается ко мне. — Ты когда-нибудь испытывал такое непреодолимое желание, что казалось, что надеждой можно его спугнуть?
Между словами я слышу то, о чем она промолчала. Поэтому я обхватываю руками голову Лидди, наклоняюсь и целую ее.
«Господь есть любовь». Я слышал эти слова из уст пастора Клайва тысячу раз, но только теперь понимаю их истинный смысл.
Лидди упирается руками мне в грудь и с силой, которой я в ней не ожидал, отталкивает меня. Мой стул со скрипом царапает пол. Ее щеки пламенеют, одной рукой она прикрывает рот.
— Лидди… — Я ощущаю, как ухает вниз мое сердце. — Я не хотел…
— Не нужно извиняться, Макс. — Внезапно между нами вырастает стена. Незримая, но ощутимая. — Это алкоголь дает о себе знать. — Она задувает свечу. — Нам пора.
Лидди покидает часовню, но я не спешу за ней. И по крайней мере еще минуту жду в кромешной темноте.
После аварии, когда я впустил в свое сердце Иисуса, я также впустил в свою жизнь Клайва Линкольна. Мы встречались у него в кабинете, беседовали о причинах, которые заставили меня начать пить.
Я признался ему, что ощущаю внутреннюю пустоту, поэтому пытаюсь как-то ее заполнить.
Он сказал, что эта пустота — зыбучие пески, и я быстро иду ко дну.
Он попросил перечислить все, что делает эту пустоту еще больше.
— Безденежье, — ответил я. — Алкоголь. Потеря клиентов. Потеря Зои. Потеря ребенка.
Потом мы стали обсуждать, чем можно заполнить эту пустоту. Господом. Друзьями. Семьей.
— Да, — произнес я, глядя в пол. — Спасибо Рейду.
Но пастор Клайв — он всегда чувствует, когда вы чего-то не договариваете, — откинулся на спинку стула.
— Рейд ведь не в первый раз выручает тебя из беды, верно?
— Да.
— И что ты чувствуешь?
— А вы как думаете? — вспылил я. — Чувствую себя последним кретином. Рейду все дается так легко, а я… я всегда иду ко дну.
— Это потому, что Рейд посвятил себя Господу. Он позволяет вести себя через пороги жизни, Макс, а ты продолжаешь плыть против течения.
Я ухмыляюсь.
— Значит, если я перестану сопротивляться, Господь позаботится обо мне?
— Почему нет? Разве ты сам не удостоверился, что недавно он блестяще справился со своими обязанностями? — Пастор Клайв заходит за свой стул. — Признайся Иисусу в своих желаниях. Что есть у Рейда, что хотелось бы иметь и тебе?
— Я не собираюсь говорить с Иисусом вслух…
— Ты думаешь, Он не умеет читать твои мысли?
— Ладно, — вздыхаю я. — Я завидую своему брату. Я хочу иметь его дом. Его банковский счет. Даже его религиозность.
